Смерть как искусство. Том 2. Правосудие - [40]

Настя жалела, что при ее разговоре с Арцеуловым после репетиции не присутствовал Антон Сташис, и решила ошибку не повторять.

– Я поспрашиваю у него про роль, – говорила она Антону по пути в гримуборную Арцеулова, – и еще раз спрошу про Лесогорова, а вы посмотрите, ладно? У нас получается несостыковка того, что говорит Колодный, с показаниями Арцеулова. Там, по-моему, что-то нечисто.

Михаил Львович в ответ на просьбу встретиться и поговорить пообещал приехать в театр не за сорок пять минут до начала спектакля, а часа за полтора.

– Другого времени у меня не будет, – сказал он. – Я весь день занят. Вам полчаса хватит на ваши вопросы?

– Должно хватить, – ответила Настя, а про себя подумала: «Ну, это уже как пойдет».

С Михаилом Львовичем они столкнулись в коридоре «мужского» крыла, он шел к своей гримерке в распахнутом пальто и со стаканом чаю в руке.

– Ну-с, – Арцеулов повесил пальто в шкаф и вальяжно раскинулся на диванчике, указав гостям на два стула, стоящие перед гримировальными столиками, – давайте свои вопросы.

– Скажите, – начала Настя, открыв блокнот, куда она делала подробные выписки из стенограмм репетиций, – вам удобно играть роль Зиновьева? Не смущает мотивация вашего героя?

– А что там должно смущать-то? – Арцеулов повел мощными плечами. – Нормальная мотивация, как у многих. Конечно, она чудная, странноватая, но вы покажите мне пьесу, где мотивация героя будет понятна абсолютно каждому? Пьесы для того и пишутся, чтобы показать необычные переживания, нестандартные ситуации. Да взять хоть чеховского дядю Ваню. Вот почему у Войницкого год назад испортился характер? Двадцать пять лет он терпел, терпел, а потом вдруг – раз! – и год назад у него терпелка кончилась. Двадцать пять лет все было хорошо, и вдруг он взбрыкнул. С чего это? Многие актеры считают, что это произошло из-за появления Елены Андреевны, но ведь Елена Андреевна живет в имении только три месяца, а Мария Васильевна говорит: «Прости, Жан, но в последний год ты так изменился, что я тебя совершенно не узнаю». Тоже ведь непонятно, что у него за мотивация, и ничего – сто лет уже пьесу играют, и никого не смущает, что непонятно. Я вам больше скажу: никто на эту непонятность даже внимания не обращает. И таких примеров я вам сотню приведу.

– А вот Никита Колодный все время жалуется, что ему неудобно играть, у него текст на язык не ложится, он не понимает, как отыгрывать реплики вашего героя.

Арцеулов внимательно посмотрел сначала на Антона, потом на Настю и усмехнулся:

– А вы неплохо осведомлены. Вы ведь, кажется, были только на одной репетиции?

– На двух с половиной, – уточнил Антон.

– Ах так… ну, все равно. Я вообще не понимаю, чем Никита недоволен. Уж какие такие в моей роли реплики, которые надо так уж особенно отыгрывать? Нет, я Никиту, конечно, понимаю, первая серьезная роль в нашем театре, и ему хочется сделать блестящую работу, чтобы его заметили, чтобы заговорили о нем, чтобы пресса была хорошая. На самом деле, я думаю, что его попытки изменить мой текст – это всего лишь попытки сделать собственную роль более яркой, более выпуклой. Решил, понимаете ли, мальчик потянуть одеяло на себя, ну да у нас, у актеров, это дело обычное, каждый из нас не о судьбе спектакля в целом заботится, а только о том, чтобы себя, любимого, показать. По мне, так у моего героя все связно и логично, он мать любил, пытался сделать все, что мог, но не смог только одного: окончательно расстаться с бизнесом, потому что бизнес – это его жизнь, его будущее, а у умирающей матери будущего все равно нет. Конечно, выбор тяжелый, кто ж спорит, но этим и интересна моя роль, а Никитка хочет все это похерить. Но я не сержусь на него. Просто он еще молодой и неопытный, его можно простить. Хотя нервозности из-за его выступлений на репетициях многовато, это я признаю. Да вы и сами, наверное, заметили.

– Заметили, – кивнула Настя. – И еще мы заметили, что вы обычно заступались за автора пьесы и старались защитить его от нападок и претензий Колодного. У вас с Артемом Лесогоровым сложились дружеские отношения?

Арцеулов нахмурился и выпрямился на диванчике, теперь он сидел с прямой спиной и плотно сдвинутыми коленями.

– Я вам уже говорил: за пределами репзала у меня не было никаких особых отношений с Артемом. А заступался я за него просто потому, что не терплю, когда работа тормозится, я люблю, чтобы шло постоянное движение вперед, чтобы спектакль с каждой репетицией срастался, становился на ноги. А из-за Никиты мы все время останавливались и увязали в болоте бесплодных обсуждений. Нет, какие-то предложения Никиты режиссер принимал, спору нет, но в целом… Выпендрежник он, вот что я вам скажу. Может, не зря Лев Алексеевич его не любит и играть ему не дает. Я ответил на ваш вопрос?

– И все-таки вернемся к Лесогорову, – упрямо произнесла Настя. – У вас сложилось какое-то мнение о нем как о человеке, о личности?

– Никакого мнения у меня нет, – резко ответил Михаил Львович. – Автор пьесы мне был неинтересен. И в пьесе меня все устраивало. Что мне было делить с Артемом? Сидит он на репетиции – и пусть сидит, если режиссер не возражает.