Смерть и воскрешение патера Брауна - [32]

Стоя в глубокой задумчивости на площади между харчевней и церковью, патер Браун, к великому своему удивлению, увидел знакомую фигуру, направлявшуюся к нему. Мистер Бун, журналист, имел чрезвычайно жалкий вид; яркое солнце заливало безжалостным светом его потрепанное платье, придававшее ему вид вороньего пугала. Его темные, глубоко сидящие глаза были устремлены прямо на патера Брауна. Священник заметил, что под густыми усами журналиста играет мрачная и даже злобная усмешка.

– Я думал, что вы уехали, – сказал патер Браун довольно резко. – Поезд ушел два часа тому назад.

– Как видите, я не уехал, – произнес Бун.

– Почему же вы остались? – спросил священник почти грозно.

– Стоит ли так поспешно покидать этот рай земной? – ответил журналист. – Тут творятся такие замечательные вещи, что, право, не имеет смысла возвращаться в скучный, пошлый Лондон. Кроме того, без меня в этом деле все равно не обойдутся – я имею в виду второе дело. Ведь я нашел тело, или по крайней мере одежду. Я вел себя весьма подозрительно, не правда ли? Может быть, вы думаете, что я хотел переодеться в его платье. А разве из меня вышел бы плохой священник?

Стоя посередине базарной площади, длинноносый шут внезапно простер к патеру Брауну руки в черных перчатках, пародируя жест священника, благословляющего паству, и произнес:

– Дорогие братья и сестры, придите в мои объятия…

– Что вы там болтаете! – воскликнул патер Браун, постукивая по камням своим зонтиком.

Сегодня он, положительно, был менее терпелив, чем обычно.

– О, вы все узнаете, – стоит вам только порасспросить вашу компанию в харчевне, – огрызнулся Бун. – Этот парень – Таррент, что ли, – подозревает меня только потому, что я нашел платье. А ведь сам он пришел всего минутой позднее меня. Маленький человечек с черными усиками выглядит тоже довольно подозрительно. Если уж на то пошло, то ведь и вы могли убить бедного малого.

Это предположение, казалось, ничуть не задело патера Брауна. Он был просто удивлен и несколько взволнован.

– Вы хотите сказать, что я покушался на убийство профессора Смейла? – спросил он.

– Ничего подобного! – замахал тот руками. – Тут достаточно трупов – можете выбирать любой. Зачем же ограничиваться профессором? Разве вы не знаете, что нашелся человек гораздо более мертвый, чем профессор Смейл? И я, собственно, не вижу, почему именно вы не могли прикончить его тихо и спокойно. Религиозные разногласия, знаете ли… Давнишний, достойный всяческого сожаления раскол в лоне христианской церкви… Вы ведь, кажется, стремитесь опять прибрать к рукам английскую паству?

– Я иду в харчевню, – спокойно сказал священник. – Там мне все разъяснят.

И действительно, вскоре после этого разговора он узнал новость, которая дала новую пищу его размышлениям. Как только он вошел в небольшую залу, где находились все его товарищи по путешествию, растерянное выражение их бледных лиц сказало ему, что случилось нечто еще более страшное, чем несчастье с профессором. Входя, он услышал слова Леонарда Смайса:

– Когда же все это кончится?

– Никогда это не кончится, говорю я вам, – ответила леди Диана, глядя в пространство остекленелыми глазами, – пока мы все не кончимся. Проклятие настигнет нас одного за другим – может быть, и не сразу, как предупреждал несчастный викарий. Но рано или поздно мы погибнем, как погиб он.

– Ради бога, что еще случилось? – спросил патер Браун.

Наступило молчание, а потом Таррент глухо сказал:

– Викарий Уолтерс покончил с собой. Я думаю, его толкнуло на самоубийство испытанное им потрясение. Сомнений быть не может: мы нашли его шляпу и сюртук на прибрежных скалах. Он, очевидно, бросился в море. История с профессором, видимо, подействовала на его рассудок. Нам следовало присмотреть за ним. Но ведь вы знаете, у нас и без того было достаточно забот…

– Мы все равно ничего не смогли бы предотвратить, – сказала леди Диана. – Неужели вы не понимаете, что пророчество сбывается? Профессор прикоснулся к кресту и был наказан. Викарий открыл саркофаг и погиб… Мы только вошли в часовню и…

– Остановитесь! – сказал патер Браун резким тоном, к которому он прибегал чрезвычайно редко. – Хватит!

Его лицо все еще было нахмурено, но недоумение, прежде светившееся в его глазах, исчезло.

– Какой же я дурак! – пробормотал он. – Мне давно уже следовало все понять. Рассказ о проклятии должен был все разъяснить!

– Вы хотите сказать, – перебил его Таррент, – что мы действительно можем погибнуть из-за какой-то истории, случившейся в тринадцатом столетии?

Патер Браун покачал головой и спокойно ответил:

– Я не стану рассуждать, можем ли мы погибнуть из-за истории, случившейся в тринадцатом столетии. В одном я твердо уверен: мы никак не можем погибнуть из-за истории, которая не случилась в тринадцатом столетии, – из-за истории, которая вообще никогда не случалась.

– Что ж, – промолвил Таррент, – очень приятно видеть столь скептически настроенного священника, не верящего в сверхъестественные силы.

– Вовсе нет, – спокойно ответил священник, – я сомневаюсь не в сверхъестественной части этой истории, я сомневаюсь в ее естественной части. Я нахожусь в таком же точно положении, как тот мудрец, который сказал: «Я могу поверить в невозможное, но не в неправдоподобное».