Смерть - дорогое удовольствие - [10]

– Почему?

– Вы не понимаете? Эти люди опасны.

– Тогда почему вы не притащите их в свой офис вместо меня?

– О, они слишком умны для нас. Кроме того, у них есть высокопоставленные друзья, чтобы защищать их интересы. И только если эти друзья их подводят, они могут прибегнуть к принуждению, шантажу и даже к убийству, но всегда делают это умело.

– Говорят, что лучше знать судью, чем знать закон.

– Кто говорит?

– Где-то слышал.

– Вы соглядатай, – сказал Люазо.

– Да, – согласился я. – И при том чертовски хороший соглядатай.

– Звучит так, будто вам это нравится, – мрачно заметил Люазо.

– Это мой любимый вид спорта. Динамичный и в то же время малоподвижный. Игра, требующая мастерства, в которой есть элемент везения. Игра, не зависящая от времени года, не требующая специального оборудования…

– Не умничайте, – печально сказал он. – Это политическое дело. Вы знаете, что это значит?

– Нет. Я не думаю о том, что это значит.

– Это значит, что, вполне возможно, в один из дней следующей недели утречком вас выудят из тихой заводи канала Сен-Мартин и отвезут в институт судебной медицины,[16] где обитают мальчики в передниках мясников и в резиновых сапогах. Они составят опись того, что найдут в ваших карманах, отошлют вашу одежду в Управление по делам неимущих, привяжут вам бирку с номером, заморозят до минус восьми градусов и сунут на полку с двумя такими же глупыми ребятами. Старший полицейский офицер позвонит мне, и я пойду и опознаю вас. Я этого терпеть не могу, потому что в это время года там тучи мух, огромных, как летучие мыши, а запах доносится аж до вокзала Аустерлиц. – Он сделал паузу. – И мы даже не станем расследовать ваше дело. Постарайтесь это понять.

Я сказал:

– Я понял. Я стал экспертом по распознаванию угроз вне зависимости от того, как они обставлены. Но прежде чем дать паре полицейских веревки, бирки и карты канала Сен-Мартин, убедитесь в том, что для участия в деле вы выбрали людей, не являющихся незаменимыми в вашей фирме.

– Увы, вы меня поняли неправильно, – произнес Люазо, но глаза его утверждали обратное. Он пристально смотрел на меня. – Мы оставим все, как есть, но…

– Просто оставьте все, как есть, – прервал его я. – Скажите своим полицейским, чтобы они захватили плащи с зашитой в край свинчаткой, а я возьму свои плавательные пузыри.

Люазо постарался придать своему лицу как можно более дружелюбное выражение.

– Не знаю, когда вы созреете для клиники Дэтта, но до тех пор я решил вести за вами постоянное наблюдение. Если это политическое дело, тогда пусть политический отдел запросит информацию. Нам нет смысла стремиться перерезать глотку друг другу. Согласны?

– Согласен.

– В последующие несколько дней с вами могут вступить в контакт люди, которые будут утверждать, что работают на меня. Не верьте им. Если вы захотите что-либо узнать, приходите прямо ко мне. Я 22–22.[17] Если не застанете меня, то здесь будут знать, где я. Скажите оператору: «Un sourire est different d'un rire».[18]

– Ладно, – ответил я. Французы все еще используют эти глупые кодовые слова, которые невозможно использовать, когда вас подслушивают.

– И последнее, – сказал Люазо. – Не знаю, что вам такое посоветовать, чтобы вы хорошенько запомнили, поэтому добавлю только одно: если вы разберетесь с этими людьми и благополучно не исчезнете… – он взглянул на меня, чтобы убедиться, внимательно ли я слушаю, – то я лично гарантирую, что обеспечу вам manger les haricots[19] лет на пять.

– По обвинению в…

– В том, что вы причинили главному инспектору Люазо хлопоты, превышающие его служебные обязанности.

– Вы могли бы пойти дальше, чем вам позволяют ваши полномочия, – сказал я, пытаясь создать впечатление, что и у меня могут быть влиятельные друзья.

Люазо улыбнулся.

– Конечно, я так и сделаю. Мое нынешнее положение я приобрел за счет того, что всегда процентов на десять превышал полномочия.

Он поднял телефонную трубку и тут же опустил ее. Где-то в соседнем помещении легонько звякнул звонок. Должно быть, это был заранее условленный сигнал, потому что тотчас появился его помощник. Люазо кивнул, показывая, что наша встреча окончена.

– До свидания, – сказал он. – Было приятно снова увидеть вас.

– Снова?

– Вспомните конференцию НАТО по вопросам фальсификации грузовых деклараций, которая проводилась в Бонне в апреле 1956 года. Вы там представляли одну известную организацию, если я правильно помню.

– Вы говорите загадками.

– Вы бойкий парень, – сказал Люазо. – Еще десять минут – и вы убедите меня в том, что я сам никогда там не был. – Он повернулся к помощнику, ожидающему меня, чтобы проводить вниз: – Пересчитайте огнетушители после того, как он уйдет. И ни в коем случае не пожимайте ему руку, иначе может случиться, что вас найдут где-нибудь в предместье Сен-Оноре.

Помощник Люазо проводил меня до двери – прыщеватый паренек в очках с круглой металлической оправой, которая слишком глубоко врезалась в его лицо, как пени, вросший в ствол дерева.

– До свидания, – сказал я, расставаясь с ним, и слегка улыбнулся.

Он посмотрел сквозь меня, кивнув часовому-полицейскому, который поправил автомат на плече.