«Смерш» против «Буссарда» - [53]

«Ну, что ж… слушайте. Когда Бог создал мир, то он все живые существа наделил умением продолжать свой род — рождать себе подобных.

Мужчину и женщину Бог поселил в поле, научил их строить жилище — курень, дал мужчине в руки инструмент, а женщине — горсть зерна и сказал: «Живите, а я пойду по своим Божеским делам. Приду через год».

Пришел через год вдвоем с архангелом Гавриилом. Пришел ранним утром, еще до восхода солнца. Видит сидят мужчина и женщина возле куреня, перед ними созревает пшеница на ниве, под куренем — колыбель, а в колыбели дитятко спит. А мужчина и женщина смотрят то на ребенка, то на восход солнца, то в глаза друг другу. И в тот миг, когда глаза их встретились, Бог увидел в них какую-то неведомую силу, непонятную ему красоту Эта красота была прекраснее солнечной зари, неба, земли, угасающих звезд — прекраснее всего, что сотворил Бог. Эта красота так удивила Бога, что его Божье сердце сжалось от страха и зависти. «Как это так, — размышлял Всевышний, — я сотворил землю, слепил из глины человека, вдохнул в него жизнь, а не смог создать такой красоты? Откуда она взялась и что это такое?» «Это любовь», — сказал архангел Гавриил. «Что такое любовь?» — спросил Бог. Архангел, пожав плечами, ответил: «Не ведаю».

Бог подошел к мужчине, прикоснулся к его плечу своею старческой рукой и стал просить: «Человек, научи меня этому — научи меня любить».

Мужчина даже не обратил внимания на Бога и продолжал смотреть в глаза любимой женщины — своей жены, матери своего ребенка. Всевышний рассердился и назидательно сказал: «Человек! Значит, ты не хочешь научить меня любить. За это ты попомнишь меня! С этой минуты будешь стареть. Каждый год жизни пусть уносит по капле твою молодость, силы и любовь. А я приду через пятьдесят лет и посмотрю, что останется в твоих глазах».

Через пятьдесят лет пришел. Глядит: вместо куреня стоит, как невеста, беленькая хата, на пустыре вырос сад, украшенный плодами, на ниве золотом колосится пшеница, сыновья косят ее, дочери лен дергают и связывают в снопы, а внуки на лугу играют.

У хаты на завалинке сидят дедушка и бабушка, смотрят то на утреннюю зарю, то в глаза друг другу. И увидел Бог в глазах мужчины и женщины красоту, но более прекрасную, более могучую, вечную и неодолимую. В глазах Бог увидел не только любовь, но и верность и преданность. Разгневался Бог, закричал: «Мало тебе, человек, старости! Так помирай же ты в муках, в грусти, печали и в своей любви, иди в землю, превращайся в прах и тлен. А я приду и посмотрю, во что превратилась твоя любовь».

Пришел через пять лет. Видит: сидит мужчина над могилой жены, глаза у него хоть и грустно-печальные, но в них еще могучее и непонятнее для Бога светится человеческая красота. И в ней уже не только любовь, не только верность, но и память сердца увидел он. Задрожали у Бога руки от страха и бессилия. Он упал перед мужчиной на колени и стал молить:

«Дай мне, человек, эту красоту. Что хочешь проси за нее взамен».

«Не могу, — ответил человек. — Она, эта красота, достается очень дорого и не каждому смертному. Цена ей велика — смерть, а Ты, как говорят, бессмертный».

«Хорошо, дам тебе бессмертие, дам молодость, но только отдай мне любовь».

«Нет, не нужно… Ни вечная молодость, ни бессмертие не сравнятся с любовью».

Схватился Бог за голову и ушел с земли на небо. С той поры Богом на земле стал Человек.

Вот, детки, что такое любовь. Вечная красота добра и преданность людская к человеку, труду и Родине».

Притихшие ребята молчали, а Бойко, смахнув набежавшую слезу, глухо проговорил: «Пора на ужин. Выходите строиться». Я тоже уходил взволнованный, со щемящим сердцем и воспоминаниями о Наталье Васильевне.

Но мысли постепенно возвращались к моим подопечным подросткам, которых я наблюдал пока только внешне. А что у них в голове, в душе — я не знал. Не знал я, что они думают, что говорят в общении друг с другом. Ведь в межличностных отношениях люди обычно как бы обрабатывают, физически и духовно творят друг друга. А мне было важно знать их духовный настрой, их мысли, самооценки. Для этого надо было не только видеть ребят, но и как бы войти в атмосферу их коллектива и постараться повлиять на них, настроив на правильный путь — имею в виду их отношение к предстоящему участию в диверсиях. Действовать напрямую, в лоб тут было опасно.

По опыту работы с бойскаутами я знал, что формирование особенностей личности подростка во многом определяется памятью детских лет, семейным окружением, общением с матерью, отцом, братьями, сестрами. Подросток помнит, как прошло его детство, кто водил его за руку, носил на закорках, одаривал лаской, наказывал за шалость — все это и многое другое — хорошее и плохое — откладывается в памяти и органично входит в его разум и сердце, закрепляется в навыках и привычках.

Я помню, с какой гордостью бойскауты рассказывали о своих родных и как в своих поступках старались походить на них. Здесь же были такие же и в то же время не совсем такие подростки, как бойскауты. Здесь находились несчастные, обманутые дети, хилые жертвы войны и семейных трагедий. Я знал, что таких детей воспитывать трудно. А вот оживить и внедрить в их сознание чувство преданности Родине, непримиримость и ненависть к врагу — это я должен был попытаться сделать.