Смелый гриб - [2]
Это оказалась пара синиц. Они работали: без устали приносили корм птенцам.
А певуньи, в слаженном концерте леса и луга, пели и тоже работали у своих гнёзд, а увидеть я их не мог.
Природа была счастлива! Утопая в зелени, пел весь лес, в птичьем пении цвёл луг, с птичьим пением рождались и гасли зори, и всё убаюкивалось в короткие ночи какими-то птицами. В это время человеку не хватало дня, чтобы насладиться природой; он оставался на ночь и, не зажигая костра, слушал соловья.
ТРЕВОГА
Спрятавшись под липами в старом саду, я стал наблюдать за дуплом, в котором жили скворцы.
Вначале их не было, но вдруг тревожно закричал скворец, потом другой, третий…
Перелетая с ветки на ветку надо мной, они беспокойным криком старались прогнать незваного гостя. На шум прилетел дрозд, полюбопытствовал, потарахтел с вершины соседнего дерева и улетел.
Скворцы смолкли на минуту и опять подняли тревогу. Откуда-то появился воробей и забеспокоился: «Чив-чив-то, чив…».
Прошло много времени, моросил дождь, скворцы волновались и всё ещё держали принесённый корм в клювах.
Воробей намок под дождём, нахохлился и замолчал. Скворец сердито полетел на него, сел рядом и подтолкнул воробья бочком. Воробей как-то вежливо раскланялся, отодвинулся и заговорил своё однообразное «чив, чив». Он рядом с чёрным красивым скворцом казался маленьким серым комочком.
Я старался не двигаться, но птицы тревожились всё больше. Воробей вспорхнул, подлетел к маленькому дуплу. Из дупла выглянул другой воробей, будто спросил: «Чив-что?» - и тоже забил тревогу. Снова прилетел дрозд, словно закудахтал, затарахтел не переставая.
Тревога охватила весь сад.
И я пошёл, чтобы не мешать. Скоро птицы замолчали, послышалось дружное цвирканье птенцов, а скворцы, обогнав меня, полетели за кормом.
ГОВОРУН
Широкой каменной стеной поднимался берег Вишеры. Мы сидели на другой стороне реки и рисовали. Берег, угрюмо насупившись, смотрелся в зеркальную воду. Каменные глыбы казались суровыми и неприступными. Мы молчали.
Вдруг кто-то из нас свистнул. А берег-камень, как бы того и ждал, - сразу отозвался свистом.
- Вот здорово! - воскликнули мы.
Берег так же ясно ответил:
«Вот здорово!»
И каменное эхо разнеслось над рекой. Мы засмеялись. Он засмеялся тоже. От радости мы захлопали в ладоши. Берег отозвался раскатистыми хлопками. И всё наполнилось звуками говорящей природы.
Потом мы узнали, что этот берег называется Камень Говорливый.
ВРЕМЯ ЛЕТЕТЬ
Летом наступает такое время, когда кажется, что всё начинает куда-то лететь.
На тополях вдруг увидишь ватные кисточки; чуть дунет ветерок - и летит с них белый пух во все стороны.
Всё чаще по обочинам дорог встречаются пушистые одуванчики. Сорвёшь осторожно, подуешь - и полетят лёгкие зонтики-пушинки вокруг.
Раз в пушистых тополях я увидел грачонка. Это был совсем желторотый птенец. Ему, по-видимому, надоело ждать родителей, и он вылез из гнезда. Сидел он, широко расставив лапы, и посматривал в небо. Чёрный глазок его поблёскивал.
Может быть, в это время грачонку впервые захотелось летать самому. Он поглядывал под своё чёрное брюшко, на летящие кругом пушинки, но оторваться от дерева не решался. Топтался на месте и, видно, боялся. Но природа всё-таки взяла своё.
Грачонок сорвался с ветки и неуклюже закружил над
устланной белым пухом землёй. Пришло время лететь.
В густой листве рябины вдруг услыхал я воробьиный гомон. Присмотрелся. На ветках сидят молодые воробушки. Распустили коротенькие крылышки, дрожат - тоже лететь собираются. Рядом с ними туда-сюда снуёт воробьиха.
Отлетит немножко, и ждёт, пока воробушки к ней переберутся.
Потом всё начинается сначала.
Один птенец, самый крикливый, всегда задерживался. Перелетал к матери и садился на её спинку. Однако удержаться там было трудно, и он каждый раз скатывался на ветку.
Но этот самый птенец-трусишка, когда я подошёл к воробьям поближе, первым вспорхнул с дерева и улетел куда-то в заросли.
СКВОРЕЧНИК
Вечерело. Мы спешили к деревне. Над её домами висела тёмная туча с белым, как парус, облаком по гребню. Туча медленно двигалась на нас.
Набежал ветерок, вздыбил на дороге густую серую пыль, которую тут же, как
гвоздями, стали приколачивать первые капли дождя. Начиналась гроза.
Едва мы добежали до деревни и укрылись за каменной стеной какого-то склада, разразился ливень. Ветер кидал на нас с крыши полные пригоршни воды.
Сразу стемнело. Только всполохи молнии нарушали плотную темень ночи. На крыше скрипел лист железа. Яростно шумел дождь. Но всё заглушали отрывистые гулкие удары грома, которые раскатывались по всему небу. Мы жались друг к другу.
Вдруг на какое-то мгновение на фоне озарённого молнией неба я увидел скворечник, качавшийся на ветру. «Как там, наверное, тепло и сухо», - подумалось мне.
Много лет прошло с той поры. Но на всю жизнь осталась в памяти картина ночной грозы и скворечник, в отблесках молнии раскачивавшийся на ветру.
ГУСИ
Дождь начался неожиданно. Крупные капли хлестали по земле, шумели по крыше, стучались в окна.
По дороге металась собачонка с обрывком ремня на шее. Куры, отмеряя сажени, пробежали во двор. А гуси?
Они дождя словно и не заметили. Спокойно щипали траву, важно переступая красными лапами. Только гусак стоял неподвижно. Подняв голову, он слушал, как дождь барабанит по его широкой спине, и казался самым довольным.
