Слышишь, Кричит сова! - [90]

К сожалению, рассказ о попытках найти исчерпывающее объяснение занял бы не меньше места, чем вся история.

Поэтому я, адресуясь к любознательному читателю, поделюсь только некоторыми соображениями и почерпнутыми в холе поиска сведениями. Для большей точности я процитирую одно положение современной физики: "Пространственно-временные отношения подчиняются не только общим закономерностям, но и специфическим.. Особенно специфичны пространственные и временные отношения в таких сложных развивающихся объектах, как организм или общество. В этом смысле можно говорить об индивидуальных пространстве и времени таких объектов (например, о биологическом или социальном времени)".

Комментировать это положение не стану, скажу только: мне кажется, что в приведенном тезисе содержится, если не объяснение, то намек на объяснение случившегося с Иваном Жуковым. А так ли это или не так - "думай, товарищ! Думать полезно", как говаривал наш учитель математики Иван Александрович Решетилов.

Если же оставить физику физикам, я должен сказать совершенно определенно: я рассказу Жукова верю. Почему? Ну, во-первых, врать ему было абсолютно незачем. Во-вторых, полсотни монет в нашем музее, четыре из которых- редчайшие-переданы в Эрмитаж. Что еще? Да, обрывок газеты, Все это факты. Достаточно ли их или нет - зависит от точки зрения.

Но вот еще два факта, на первый взгляд совершенно далеких от того, о чем мы говорим.

Четыреста лет назад итальянский монах Джордано Бруно высказал дикую для своих современников мысль о бесконечности природы и бесконечном множестве миров во Вселенной.

Сегодня эта истина кажется абсолютно ясной. И тем не менее, как это ни парадоксально, применяем мы ее по привычке только к пространству. Справедливо это? Нет. Очевидно, что идея бесконечности природы и множественности миров объемлет весь материальный мир. Если это так, а диалектика вынуждает нас признать, что это так - значит, границы этого мира становятся еше необозримее, если можно так сказать о безграничном. И это значит, что человека ждут потрясающие открытия не только на далеких звездах...

Четыреста лет назад итальянский монах Бруно взошел на костер.

Четыреста лет назад безымянный русский мужик, привязав к плечам самодельные крылья, прыгнул с колокольни и разбился. Полет первого человека-птицы был скорее даже не полетом, а падением. Но это падение обернулось крыльями для всего человечества.

Первая попытка проломить стену Времени едва не закончилась для Ивана Жукова так, как для его далекого предка попытка взлететь...

Сегодня человек чувствует себя хозяином в пространстве. Но наступит день и час, когда подчинится ему и всеобъемлющий океан Времени, и ждут его на этом пути новые острова, новые материки, новые миры... Если не верить в это - значит верить, что познание может остановиться у подножия уходящей в бесконечность вершины.

Теперь же, как поступали древние римляне, исчерпав все доводы, мне остается сказать: dixi - я закончил.

"Закончил, закончил,- проворчал Иван, прочитав последнюю строку,- кто тебя начинать-то заставлял..." Покосился на часы - ого, половина третьего уже, а на работу-то к восьми... Да и позавтракать надо успеть, не евши какая работа... В общем, Иван старательно пытался думать о чем угодно, только не о том, что так пугающе живо встало со страниц этой нежданно-негаданно ворвавшейся в его уже почти спокойное житье-бытье книжки. Поймав себя на этом, Иван чертыхнулся, подумал: "черта лысого теперь уснешь". Перспектива была совершенно ясной, но сдаваться он не собирался и, покопавшись в стенном шкафчике, отыскал-гаки пакетик снотворного, сохранившийся с тех, уже давних времен, когда без таблетки уснуть и думать было нечего. Для верности Иван хватил полпачки и, провалясь как в омут, наутро едва не проспал.

Лешка явился, как чуял, к обеду. С порога покивал не без ехидства: Что это у тебя глазки красные? Романы по ночам почитываешь?

Иван не нашелся, что сказать. А Алексей пристально посмотрел на него и как-то буднично, как само собой разумеющееся, спросил: - Нам в лаборатории специалист твоего класса нужен. Пойдешь?

И тут Иван совершенно неожиданно, как бы со стороны услышал собственный голос: - Пойду...

Почему он согласился, не спросив, не узнав ничего поподробнее, зачем согласился так вот, с ходу - он не мог объяснить себе ни тогда, ни позже, ни сейчас, ворочаясь на второй полке вагона, катящего черт-те куда, к какомуто озеру, которое опять же вовсе неизвестно-существует ли вообще, или так - в одном воображении. Чисто, как в сказке: "пойду туда, не знаю куда"...

Впрочем, ворчал Иван больше для порядка. Как говорится, если сам себя не поругаешь, охотники все одно найдутся. Иван чертыхнулся вполголоса, спохватился, глянул вниз - спит шеф. Покосился на соседнюю полку Алексей-свет Иванович тоже почивают безмятежно. "Ну и лады",- подумалось вдруг спокойно, и, поворотись набок, Иван вздохнул легко и освобождение, словно грузчик, сбросивший с плеч громоздкую ношу.

Вагон потряхивало, убаюкивающе бормотали колеса, но спать Ивану не хотелось. Так - легкая полудрема, в которой плавно, как в замедленной съемке, проплывали события давние и не очень давние, пока из памяти не вынырнул эпизод малозначительный, но непонятный - и уже этим настораживающий: в самый канун отъезда этот странный звонок. Поначалу Иван ему значения не придал, но сейчас нелепый этот разговор по телефону почему-то настораживал его, и пытаясь докопаться до причин неожиданного беспокойства и тревоги, Иван попытался до мелочей восстановить все происходившее в предотъездный вечер.