Слышишь, Кричит сова! - [89]

Заметив, что Иван очухался, центурион укоризненно сказал: - Ну ты даешь, гражданин! С утра в стельку нализаться- это ж надо! Ну, вставай! Пойдем, я тебя устрою. Отдохнешь - метёлку получишь. Или лопату,-балагурил он,- это по выбору.

Последних слов Иван не расслышал - все его существо затопила оглушающая радость. Он подхватился и бросился обнимать своего неожиданного собеседника.

- Ты чего? Ты чего? - отталкивал Ивана, изумился тот, наклонился и поднял свалившуюся наземь фуражку, - Товарищ сержант, товарищ сержант,захлебываясь, бормотал Иван, не сводя глаз с фуражки, обыкковен ной милицейской фуражки.

- Ты чего? -снова забеспокоился тот - Иван уже узнал его -это был недавно переведенный в здешнюю милицию сержант Краснопольский. Сержант снял фуражку, придирчиво осмотрел ее, на всякий случай обтер рукавом и снова надел.- Ну, пошли.

- Пошли,-, товарищ сержант,- согласился Жуков, с наслаждением перекатывая во рту слова "товарищ сержант".

- Ты чего радуешься? - хмуро спросил Краснопольский.- Думаешь, пятнадцать суток -каникулы?

- Да трезвый я, товарищ сержант!

Краснопольский пригляделся и засомневался-действительно, вроде трезвый, но Иван спросил: - Какое сегодня число? - и сержант убежденно сказал: - Пьяный!

- Число, число какое? -- повторил Иван.

- Двадцать пятое июля, какое еще! - сердито ответил сержант и, крепко взяв Ивана под локоток, сказал: - Пошли!

Иван шел и радовался, даже не заметив, как дошли до милицейского поста.

Дежурный милиционер удивленно приподнялся из-за барьерчика, осмотрел Ивана с головы до йог и спросил Краснопольского: - Чего это он так вырядился?

Иван увидел себя его глазами, как не удивиться: оленья доха, шапка ондатровая. А на дворе двадцать пятое июля.

Но смутить его не могло ничто - даже зловещая перспектива пятнадцати суток. Плевать! Он - дома!

И тут скрипнула дверь и вошел дядя Петя, вернее, старший сержант Хрисов, поскольку в данный момент он находился при исполнении. Увидев Ивана, он несколько удивился, но тут же строго спросил: - В чем дело?

Сержант доложил, добавив: - На пятнадцать суток тянет, как пить дать.

Будь Иван виноват, ничто не спасло бы его от столь сияющего будущего дядя Петя был человек справедливый. И хоть старший сержант Хрисов знал, что его старый друг и капли в рот не берет, тем не менее он достал стеклянную трубочку, которыми шоферов проверяют, отломил кончик и велел Ивану дуть. На радостях Иван дунул так, что Хрисов заметил: - Полегче-полегче...

Взяв трубочку, он осмотрел ее и протянул Краснопольскому. Тот, еще сомневаясь, сказал: - Трезвый...

Вмешался Хрисов: - Чего же ты в парке валялся?

- Обморок, дядя Петя, то есть, виноват, товарищ Хрисов,- весело соврал Иван.- Плохо стало. От жары!

- Ну-ну,- покачал головой Хрисов.- Ну, ладно, катись. Вечером загляну...

Иван весело кивнул и, насвистывая под нос "Яблочко", вышел, чувствуя спиной сквозь доху недоуменный взгляд участкового...

Вот такая история приключилась с Иваном Жуковым.

Закончилась ли она на этом или, оклемавшись от шока, Жуков снова в каком-то сарае корпит ночами над усовершенствованной моделью своего небывалого агрегата, я не знаю. Дня через три после похода в соборный парк и "ЗэЗэ" Иван пришел в библиотеку, хмуро поздоровался и, положив на стол аккуратно обернутую в газету книгу, сказал: - Вот, сдать пришел,- и, помолчав, добавил: - уезжаю...

- Куда? - удивился я.- Так вдруг?

- А-а,- махнул он рукой и, оглядевшись, понизил голос, хотя в библиотеке не было никого кроме нас двоих: - Иду вчера вечером, навстречу Хрисов. Глядь, а у пего на голове что-то как блеснет! Аж затрясло меня. Подходит он, смотрю, а это у него кокарда под фонарем блеснула.- Жуков помолчал.- Если останусь здесь - спятить могу. Вчера венец почудился, а на днях, слышу, рыцари скачут, завернул за угол - водовозка...

- Когда же едешь?

- А сейчас. Схожу за чемоданом, и на станцию, расчет вчера взял,- он протянул мне руку. Уже от двери обернулся, но ничего не сказав, махнул рукой и вышел.

Развернув газету, в которую Жуков заботливо обернул Уэллса, я хотел было скомкать ее, но неожиданно уткнулся взглядом в небольшое объявление, взятое в зубчатую рамку. В объявлении было всего две фразы: "Сдается комната с видом в прошлогоднюю осень. Оплата в зависимости от погоды".

Это была "Зорька ранняя", вернее, большой ее обрывок с полстраницы. Случайно ли завалялся он у Жукова в кармане, не знаю, спросить не у кого. И случайно ли завернул Жуков в этот обрывок книгу, неся ее в библиотеку, или нет, тоже не знаю. Это, впрочем, неважно. Важно другое: благодаря этому мне удалось привести в четвертой главе точный текст нескольких газетных сообщений, тан поразивших в свое время Ивана Жукова.

На этом, собственно, можно было бы и закончить, поскольку все известное мне об Иване Жукове и случившемся с ним, теперь известно читателю.

Но здесь выступает одно очень важное обстоятельство.

Предубежденному, скептически настроенному или просто недоверчивому читателю вся эта история может показаться совершенно сомнительной. У читателя же любознательного, не стоящего на позиции "этого не может быть, потому что этого не может быть", все рассказанное вызовет массу законных вопросов, из которых не самый трудный: "Как это можно объяснить?" Стремление дать читателю факты в той последовательности, как рассказывал Жуков, не позволило мне раньше высказать собственное мнение. Теперь же я должен еще раз сказать, что вся эта история вызвала у меня не меньше вопросов, чем у самого предубежденного и самого доброжелательного читателя. Предупреждаю сразу: на все вопросы однозначного ответа я не нашел. Но пытался.