Слышишь, Кричит сова! - [159]

- Что? - удивился валyн.

- Ты - лагун, набитый транзисторами. Лагун - это бочка,- любезно пояснил волк.

Валун равнодушно прощелкал: - Регистрирую отклонение от программы записи.

- Регистрируй,- согласился волк и рявкнул: - пиши дальше: "чур, волосы не ворошить! Чур, заполночь не голодать! Как борется вам, кореши? Как воется вам в холода? Людскою монетой звеня, людской отираючи пот: "Боян! Я ж Мариной звана! А он не поет. Не поет..." Волк замолчал. Валун, немного подождав, спросил: - Все?

- Пой, Боян! Пий, Боян! - неожиданно сказал волк и, поразмыслив, добавил: -Пий - имя многих римских пап.

- Что-то с тобой не ладно,- встревоженно прощелкал валун.- Случилось что?

- И под серой шкурой может биться благородное сердце,- меланхолически протянул волк,- как утверждал один герой одного литературного произведения. Удивительная констатация!

- У тебя явно какие-то системы разладились. Или, может,информационные перегрузки? - еще больше встревожился валун,- Я должен сообщить в центр.

- Ябеда-доносчик, куриный извозчик,- сказал волк, - твою я ложь тебе назад бросаю, чертова железяка.

- Я всегда подозревал, что биороботы - система ненадежная,оскорбленно отозвался валун.

- И красик да обосел, и чернячок да обут! - насмешливо сказал волк.

Валун подключил блок-анализатор, порылся в третьей памяти, перевел: "и красавец да разут, и замарашка да обут" - и снова ничего не понял.

Мальчик сидел чуть поодаль, к перебранке волка с валуном не прислушиваясь. Выпорхнула из травы высокой птаха-перепелица и опять в траву, завозилась, зачирикала. "Вот бы Мокоша научил пташий говор понимать...подумал мальчик,- Марьицу научил ведь..." И встало перед глазами, как наяву - сидит Марьица Белка на лавке низенькой под окошечком, коса русая в руку, да до пят, кудель перебирает, поет тихонько:

Пыль туманит отдаленье,

Светит ратных ополченье,

Топот, ржание коней.

Трубный треск и стук мечей.

Поет, напевает, да вздохнет, глянет на него так жалостно отчего-то, что впору заплакать.

Волк у стены серой глыбиной, песни Белкины слушает.

Молчит, только, как допоет Марьица песню, просит; - Еще спой...

И поет Марьица:

Вот и месяц величавый

Встал над тихою дубравой

То из облака блеснет,

То за облако зайдет...

Снова птаха порхнула, мальчик потянулся, прислушался - говорит волк камню круглому слова знакомые: - Будь ты, дитятко ненаглядное, светлее солнушка ясного, милее дня вешнего, белее ярого воска, крепче камня горючего Алатыря...

"Заговор Марьицын",- легко вспомнилось. Как допела Марьица песню последнюю, поглядела на мальчонку, тихо волку сказала: - Есть у меня заговор верный для него, сиротинушки..!

- Что ж, это интересно,- отозвался волк.- Попробуй. - Взяла Марьица корчажку красную, налила воды чистой, травку пахучую бросила, подозвала мальчика, рушником шитым головенку покрыла и зашептала-запела над корчажкой с водицею: - А будь ты, мое дитятко, моим словом крепким - и в нощи и полунощи, в часу и получасье, в пути и дороженьке, во сне и наяву - укрыт от силы вражией, сбережен от смерти напрасныя, от беды, от горюшка, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорения...

Помолчала Марьица, глазом блеснула, пригорюнилась.

Вскинулась вдруг, словно на подмогу силу кликнула: - А будь мое слово сильнее воды, выше горы, тяжелее золота, крепче горючего Алатыря. А кто вздумает моего дитятку обморочить и узорочить, тому скрыться за горы высокие, в бездны преисподние, в смолу кипучую, в жар палючий. А будут его чары ему не в чары, морочанье его не в морочанье, узорочанье его не в узорочанье...

И слова непонятные, а не страшно было - близко на душе, тепло, как в ясный день под солкушком. А Марьица потянулась, скриньку открыла, достала подпояску шитуювышиваную, сказал тихо-тихо, едва расслышал: - Матюшке твоей рукоделила... Тебе носить...

Пригревало солнушко, да вдруг холодком зябким пахнуло - вспомнилось: Косыря, подпояску-то как углядел, едва не взвился, темные речи повел, лес палить забыл...

Волк громко сказал: - Конец записи. Будь здоров, бочка!

"Камень бочкой зовет,- улыбнулся мальчик,- веселится", но тревога темная не ушла, залегла под сердцем, "Надо бы волку рассказать",- подумал. Волк тут же откликнулся: - Расскажи.

"Да как рассказать? - подумал мальчик,- как словами-то сказать, ничего-то ведь не было, только сердцем чувствую недобро какое-то".

- Словами не надо,- сказал волк.- Ты просто думай, я пойму...

- Дела невеселые,- помрачнел волк.- Обстоятельства непредвиденные...и вдруг, словно приняв решение, сказал сурово: - Если что случится, зови меня. Где б ты ни был.

Валун неожиданно сказал: - Вмешательство запрещено!

Волк рыкнул: - Мое право решать.

- Как же так? - в голосе валуна слышалось ехидство, не мог простить волку "бочку",- биору-десять ты вмешательство запретил, исходя из принципиальных соображений.

- Исходя, исходя,- передразнил волк.- Так вот, исходя из обстоятельств, я не только могу - я обязан нажать красную кнопку на твоем транзисторном пузе.

Валун обиженно умолк. А волк, обернувшись к мальчику, строго повторил: - Опасность весьма вероятна. Если что случится, тут же зови меня.