Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - [38]

.

В углицком уделе служили предок Грязных боярин Илья Борисович и дьяк Александр Карамышев. И. Борисов позднее ездил с посланием к удельным князьям во время их мятежа 1480 г., а А. В. Карамышев приходился братом известным деятелям конца XV в. Василию и Андрею Карамышевым. Еще один член этой семьи – Михаил Васильев Карамышев – был связан с Борисом Волоцким[285].

Без особых проблем переходили из одного двора в другой виднейшие дьяки. Известным «переметом» был, например, Федор Дубенский. В начале 1440-х гг. он был дьяком Дмитрия Красного, после смерти которого перешел на службу к его брату Дмитрию Шемяке. В 1445 г. Ф. Дубенский был послан к Улуг-Мухаммеду «со всем лихом на великого князя… чтобы великому князю не выити на великое княжение». Впрочем, на службе у Дмитрия Шемяки он также надолго не задержался. Уже в 1446 г. он подписывал жалованные грамоты Ивана Можайского. Исчезновение Можайского княжества заставило его перейти на службу к самому великому князю. Вплоть до 1470-х гг. он продолжал выполнять обязанности дьяка при великокняжеском дворе. Дьяк Андрей Майко отметился на службе у Василия Темного, великой княгини Марии Ярославовны, Андрея Вологодского и самого Ивана III[286]. В составе канцелярии Ивана III в разное время трудились также Никита Иванов, Василий Долматов и Василий Башенин (Башина), подвизавшиеся прежде при удельных дворах[287].

Меньше связей с уделами было у представителей княжеских фамилий, вошедших в Боярскую думу, что было обусловлено поздним характером их появления на московской службе. Однако и их поведение вписывалось в общую тенденцию. В волоцком уделе служили князья Хованские, близкие родственники влиятельных Патрикеевых. Воеводой Андрея Углицкого был князь С. И. Ряполовский. Его дальний родственник Василий Ромодановский был боярином Михаила Верейского. Уже говорилось о сыновьях князя В. Н. Оболенского, выбравших для себя удельную службу. Василий Никитич служил Андрею Углицкому, его брат Иван Смола – Юрию Дмитровскому, а Петр – Борису Волоцкому[288].

Приведенный обзор показывает существовавшие связи по мужским (родословным) линиям. Если же принимать во внимание родство по женским линиям, которые, безусловно, были хорошо известны современникам и их ближайшим потомкам, то общая картина окажется еще более впечатляющей.

Ущербность поиска удельных связей была отчетливо продемонстрирована на примере так называемого «заговора Владимира Гусева» 1497 г. После исследования С. Б. Веселовского, показавшего наличие удельных следов у родственников задействованных в нем лиц, некоторыми историками были сделаны далекоидущие выводы. Я. С. Лурье писал о существовании целого феодального блока. По мнению К. В. Базилевича, участники заговора имели «старые связи с удельными дворами, с их феодально-сепаратистскими устремлениями». Л. В. Черепнин считал дело Владимира Гусева продолжением удара, нанесенного ранее по углицкому удельному двору. Поддержали указанную точку зрения Н. А. Казакова и С. М. Каштанов. Последний нарисовал впечатляющую картину территориальных претензий княжича Василия – будущего Василия III: Углич, Ростов, Белоозеро, Тверь[289]. Проблема в том, что связи с уделами при желании можно было обнаружить у значительного числа членов Государева двора, в том числе у представителей партии Патрикеевых. То есть этот критерий является не слишком состоятельным для дальнейших построений, а малозначительность участников «заговора Владимира Гусева» не позволила бы им на практике реализовать приписываемые им планы. К слову сказать, сам С. Б. Веселовский, невольно инициировавший подобные высказывания, считал, что этот процесс был раздут, и его печальный конец был вызван вмешательством в «семейное дело великого князя»[290]. Взаимоотношения великокняжеской семьи с приближенным к ней кругом лиц часто находились за рамками декларируемого противостояния центрального правительства с удельными князьями. Тот же И. В. Ощера в 1446 г. был одним из участников заговора с целью освобождения Василия Темного. Затем он стал боярином его сына Юрия Васильевича, после смерти которого вновь продолжил свою карьеру при великокняжеском дворе, войдя в число ближайших советников «государя всея Руси». Подобный политический кульбит проделал и В. Ф. Сабуров, который с великокняжеской службы перешел в состав дмитровского двора, а затем вновь оказался на службе у Ивана III. К. А. Беззубцев в 1469 г. возглавлял поход на Казань. В 1470-х гг. он, однако, уже находился на службе у Андрея Углицкого. Здесь же служил и его сын Михаил. В 1498–1499 гг. он был одним из воевод в казанском походе, а затем неожиданно, учитывая его удельную службу, в 1509 г. стал окольничим у Василия III. Некоторые бояре удельных князей, в том числе откровенно враждебных Василию Темному, впоследствии перешли на службу к нему самому и его сыну: Иван Старков, Андрей Хруль и Василий Чулок Остеевы, Зиновий Станище. Таким же образом развивалась ситуация с боярами братьев Ивана III по мере ликвидации их удельных княжеств[291].

На примере удельных бояр XV в. видно, что далеко не всегда переходы на службу к «молодшей братье» великого князя были вызваны неспособностью тех или иных фамилий выдержать конкуренцию при московском дворе. Приведенный далеко не полный перечень лиц из виднейших старомосковских боярских родов показывает, что некоторые из них без труда выдержали бы конкуренцию и заняли подобающие им места в окружении великого князя. Многие представители боярства оказывались невольными заложниками своего землевладения и вынуждены были соотносить свою службу с расположением своих вотчин. Традиционное требование «блюсти бояр как своих» в условиях Феодальной войны переставало иметь силу. В 1433 г., например, передавая великое княжество Василию Темному, Юрий Звенигородский добился в качестве компенсации передачи Бежецкого Верха своему младшему сыну Дмитрию Красному. Заключенное соглашение определяло судьбу бежецких бояр: «А у кого будут в Бежыцьском Версе грамоты жалованные отца твоего, великого князя, или твои у бояр… и в тех грамотах волен яз, князь Юрий Дмитриевич кого как хочу жаловати». Бежецкие землевладельцы должны были доказать лояльность новому князю или потерять привилегированное положение своих земель. Некоторые из московских бояр, владевших вотчинами в Бежецком Верхе, после заключения этого договора решили не искушать свою судьбу, перейдя на новую службу