Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - [19]
Представители Белозерских котировались в конце XV в. в делопроизводственной среде не слишком высоко. В Шелонской пятине представители Белосельских, уже с княжеским титулом, получили незначительные по своим размерам поместья, характерные для городовых детей боярских (менее 20 обеж). Косвенно низкий статус Белозерских среди других «князей» подтверждается крайней немногочисленностью их имен в «княжеской» части разряда 1495 г. Здесь было отмечено всего два имени – князья Иван Карголомский и Андрей Шелешпальский[142].
Несколько раз без титула упоминались некоторые представители князей Стародубских. Примечательно, что названные в разряде 1495 г. Иван Небогатый Голицын и Иван Гагарин были двоюродными братьями. И. М. Гагарин фигурировал также в тексте писцовой книги Водской пятины, причем один раз также с усечением титула[143].
В. Д. Назаров высказал предположение, что особенности записи И. М. Гагарина, а возможно, и И. В. Небогатого были вызваны спецификой их служебно-поземельного отношения, утратой «прародительских вотчин» и потерей связей с корпорацией князей Стародубских[144]. Отмеченный фактор не имел в глазах московских делопроизводителей решающего значения. Представители нескольких различных ветвей князей Белозерских в конце XV столетия были полноценно представлены в качестве вотчинников на территории Белоозера и, как показывает список погибших в казанском походе 1506 г., принимали участие в походах большими родственными группами. Позднее без княжеского титула в разрядах регулярно упоминались князья Волконские (Митя и Потул), которые также продолжали владеть своими родовыми вотчинами. О. И. Хоруженко обратил внимание на то, что даже в завещании близкого к этой фамилии Г. М. Валуева Волконские титуловались князьями непоследовательно: Нечай, Иван и Дмитрий Потуловы именовались без титула, хотя Тимофей Волконский был назван князем[145].
Причина заключалась, скорее всего, в не слишком высоком служебном статусе названных лиц. У И. В. Небогатого был брат Семен Голица. Его поместье в Шелонской пятине отличалось весьма скромными наделами. Всего ему досталось 15 обеж, уровень рядового сына боярского очень невысокого ранга. Несмотря на знатное происхождение, ему не было выделено дополнительных «придач». В конце 1530-х гг. он продолжал довольствоваться прежним поместьем, что, видимо, объяснялось его невысокими служебными качествами. Сам Иван Небогатый по родословной был ловчим, должность слабо совместимая с его княжеским происхождением.
А. В. Кузьмин показал различия, существовавшие в документах официального и частного происхождения применительно к князьям Порховским[146]. В противоположность приниженному статусу князей Белозерских в источниках центральной канцелярии в синодике 1506 г., не говоря уже о комплексе поземельных актов, все представители этого рода (11 человек) значились с княжеским титулом.
Уже говорилось о том, что усечение княжеского титула фиксируется в записи некоторых лиц в писцовой книге Водской пятины. Такие примеры были характерны для представителей захудавших фамилий, обладавших низким статусом. Помимо И. М. Гагарина и некоторых Мещерских без титула была записаны братья Путятины Елецкого. Приведенные факты «очищения» указывают на внимание, которое продолжало уделяться носителям княжеского титула. Позднее, когда княжеский титул перестал иметь то же значение, превратившись в формальность, сыновья и родственники названных лиц упоминались уже исключительно вместе с ним. С княжеским титулом в писцовой книге Водской пятины конца 1530-х гг. и в более поздних источниках назывались Путятины и Мещерские (потомки и родственники Григория и Василия Ивановых Мещерских). Титул вернулся даже к потомкам Г. Ф. Белосельского, получившего поместья вместе с другими бывшими холопами И. И. Салтыка Травина[147].
Очевидно, что сохранение княжеского титула предполагало наличие определенного положения. На положении «князей» находились лица разного уровня. За пределами круга владетельных князей и примыкающих к ним членов родовых княжеских групп существовала большая разница между, например, могущественными князьями Патрикеевыми и куда менее примечательными князьями с московсколитовского пограничья, ищущими счастья при московском дворе. В первом случае существовали значимые предпосылки для передачи высокого положения и набора сопутствующих княжеских прав по наследству. Помимо кровного родства с правящей династией Великого княжества Литовского Патрикеевы породнились также с семьей московских князей. В своем завещании Михаил Верейский упоминал «брата» своего князя Ивана Юрьевича – И. Ю. Патрикеева. Родством с семьей великого князя могли похвастаться и другие виднейшие княжеские фамилии. В 1500 г. состоялась свадьба князя Василия Дмитриевича Холмского с дочерью Ивана III Феодосией. На дочери Романа Мезецкого Елене был женат Андрей Углицкий, что, вероятно, стало в будущем одной из причин московской ориентации его сына Михаила. В свою очередь Борис Волоцкий состоял в браке с Юлианией, дочерью князя Михаила Холмского[148]. В родстве с великокняжеской семьей находились также князья Бабичевы. Аграфена, дочь Василия Бабича, в 1485 г. вышла замуж за Ивана Рязанского, племянника «государя всея Руси»
