Слушая звуки природы - [3]

Мики идет дальше. Вскоре справа от себя он видит просвет в изгороди. Он ускоряет шаг, доходит до просвета и обнаруживает, что за ним — пустое поле. Поле спускается от изгороди вниз по склону — точно так же, как спускался когда-то их сад. Мики делает по полю несколько шагов и ощущает, что у него под ногами не пашня, а трава, и теперь он соображает, где именно раньше был дом. Это был, конечно, не их собственный дом. Когда его мать оттуда выехала, дом снова перешел к фермеру, у которого она его снимала 12 лет. Она от кого-то узнала, что дом стоит пустой. Это было еще до того, как поднялись цены на недвижимость. Никто тогда не считал, что этот дом хоть чего-то стоит.

Мики некоторое время неподвижно стоит там, где когда-то была калитка. «На том самом моем месте», — думает он. Однако из-за изменившегося пейзажа место кажется незнакомым. Словно, убрав отсюда дом, кто-то убрал из этого знакомого места и самого Мики в его более юные годы, когда он так часто здесь ставал.

Больше здесь нечего делать, решает он, и медленно бредет назад, мимо падуба, к своей машине. Он влезает в машину, освобождает ручной тормоз и медленно, задним ходом, скатывается вниз по собственным следам. Доехав до конца проселка, он заводит мотор, включает задний ход, выруливает на шоссе и едет прочь.

К вечеру он спускается на покрытый галькой пляж. Солнце уже садится, и с моря дует довольно сильный ветер, так что рукава его куртки вздуваются и хлопают. Он садится на корточки около волнореза, включает магнитофон, проверяет уровень звука и выставляет микрофон в сторону моря. Он вспоминает полученные указания:

«Когда записываешь шум моря, Мики, пытайся поймать крики чаек и других морских птиц. И выбирай разные вещи: когда набегает бурун или когда волны тихо плещутся в безветрие. Соображай, что к чему».

Его микрофон ловит звуки в том месте, где сейчас удивительно красиво. Мики в виде исключения хочется не только записывать звуки, но и снимать пейзаж на кинопленку. На пляже и на стене, идущей вдоль берега, все еще лежит плотный снег, который в опускающихся сумерках кажется почти фиолетовым. Кинооператору иногда приходится месяцами ждать, чтобы поймать такой кадр. Мики закрывает глаза и заставляет себя сосредоточиться только на звуках. Когда он снова открывает глаза, он видит, что поблизости, ярдах в 30, неподвижно стоит какой-то человек и смотрит на него.

Мики застывает, снова закрывает глаза и, к своему удовлетворению, слышит далекие крики чаек. Когда он опять открывает глаза, он видит, что человек подошел ближе; он стоит в той же позе, пристально глядя на Мики.

Мики возвращается мыслями к тому, что произошло утром, — к своему открытию, что кто-то заглядывал к нему в машину, а затем к своей поездке к дому, которого больше нет, и он ощущает нечто — не страх и даже не подозрение, а какое-то тревожное возбуждение, и все вопросы, которые он годами задавал себе о судьбе этого места и женщины, которую он здесь любил, неожиданно снова возникают в его мозгу и властно требуют ответа. Он взглядывает на незнакомца на пляже. Это высокий, статный мужчина. Он держит руки в карманах длинного пальто. Своим строгим взглядом и своей статностью он напоминает Мики отца Хэриет Кэвана, при котором Мики всегда особенно болезненно ощущал свой маленький рост и свою сутулость. Но он напоминает себе, что ведь строгий майор Кэвана теперь, должно быть, уже глубокий старик, а этому незнакомцу не больше, чем лет 45 — примерно столько же, сколько сейчас должно быть самой Хэриет.

Мики взглядывает на часы. Он решает продолжать записывать шум моря еще три минуты, а после этого подойти к незнакомцу и напрямик сказать ему, зачем, как он сейчас уверен, он сюда приехал:

«Я ищу Хэриет Кэвана. Это, наверно, звучит глупо, но не можете ли вы мне помочь?»

Затем Мики отворачивается и пытается думать только о волнах и птицах. Ему страшно заговорить с незнакомцем, потому что он никогда не умел хорошо выражать свои мысли. Когда Хэриет Кэвана в то солнечное белое утро воскликнула: «Ну и красота!» — Мики был ошарашен этой фразой, словно его стегнули кнутом, и не нашелся, что ответить. Хэриет нашла слова, которые больше всего ей подходили, и произнесла их чистосердечно, ясно и громко. А Мики, скорчившись у калитки, знал, что у него в мозгу все еще затаилась немота первых 10 лет его жизни.

Три минуты тянутся очень долго. Чайки кружатся и дерутся друг с другом. Мики пытается застыть, не шевелиться. Буруны набегают и откатываются, бренча галькой, как монетами, и набегают снова. Когда Мики наконец поднимает голову, он видит, что незнакомец ушел.

Уже почти засыпая, Мики слышит, что поднимается ветер. Завтра он поедет к ветряной мельнице. А этой ночью, думает он, я слышу, как мое одиночество ворочается во мне.

По широкой лестнице Мики поднимается в нижний этаж мельницы. Ее владелец, узкоплечий и внешне довольно хлипкий человек, явно возбужден его приходом и с большим удовольствием демонстрирует мельницу.

«Это забавная история, — говорит тощий человек, открывая люк в большое служебное помещение. — Мой отец когда-то подумывал купить ветряную мельницу, но он хотел выбросить все оборудование и превратить ее в жилой дом. А я бы такого никогда не сделал. По-моему, уже и так исчезло слишком много старых полезных вещей».