Слушается дело о человеке - [59]

— Друзья? Да, мы были друзьями. Мошенник! Спекулянт! На порог к себе не пущу. Какой же я дурак!

Брунер протянул ему сигарету.

— Спасибо, я курю только сигары.

Оказалось, что чиновник магистрата припас у себя и сигары. Посетитель нерешительно взял одну и закурил.

В промежутках между затяжками коротенький излил свою душу и добавил:

— Он злоупотребил моим добрым именем в корыстных целях. Прошу вас занести это в мое заявление. Оно лежит у вас. Нет, я ни перед чем больше не остановлюсь! Да!.. Ни перед чем!

Он говорил еще долго и пространно и вдруг разом обмяк, словно резиновый мяч, из которого выпустили воздух.

— Разумеется, вы должны защищаться, — сказал Брунер с важностью. — Но я не понимаю одного: как вы могли вести дела сообща с таким мошенником? Это характеризует и вас с самой плохой стороны. Мне казалось, что вы лучше разбираетесь в людях.

Коротенький подскочил, словно его ужалила оса.

— Позвольте, я пользуюсь всеобщим уважением, не судился, состою членом правления общества покровителей кролиководства, мы — то есть я хочу сказать, мы с ним, — мы были, в сущности говоря, друзьями. Он вел мои дела и был очень приличным парнем. В прошлом, во всяком случае!

— Тогда все в порядке! — воскликнул Брунер. — Но я не понимаю, зачем вам понадобилось уничтожать самую основу ваших деловых отношений? Без вашего друга ваше предприятие просто развалится. И, наконец, вы ведь земляки, Иван Никифорович.

— Вы правы, конечно. Но, что это значит Иван Никогда-не-выдь? — и коротышка, оторопев, вытаращил глаза на чиновника магистрата.

— А это, видите ли… — и Брунер рассказал историю, которую он когда-то читал.

Коротышка совсем исчез за густыми клубами сигарного дыма. Казалось, он глубоко задумался, но вдруг рассмеялся.

— Ха-ха-ха, Никогда-не-выдь! Ха-ха-ха!

— Никифорович! И если вы тотчас не пойдете к вашему другу и не помиритесь с ним, это имя останется за вами навсегда!

Никифорович кивнул головой, пожал Брунеру руку и исчез.

Не успел еще Брунер вернуться к своему столу, как перед ним словно из-под земли вырос Гроскопф.

— Вы слишком много времени уделяете вашим посетителям. Нас интересуют только преступления, а не возможность примирения. Наша прямая обязанность карать виновных. Ваша же деятельность не имеет никакого отношения к этой задаче. — Гроскопф высморкался. — Повторяю вам: мы не посредническое бюро.

Он спрятал носовой платок в карман и провел ладонью по своей жирной физиономии.

— Я очень нервничаю сегодня. Гипертония ужасно угнетает меня. Служба так утомительна! Я с удовольствием ушел бы в отставку. Хоть сегодня. — И Гроскопф удалился к себе.

Брунер привык к этим рассуждениям, он перестал обращать внимания на его слова.

Прошло два дня. Приятели вместе явились в магистрат. Они шли, покачиваясь, словно самодельные кораблики, пущенные в ванную.

— Вот и мы, — сказали они, входя к Брунеру. — Мы все уладили. Пусть наши за-заявления сожгут. Тарара-бумбия! Записывайте: Иван Из-ванны-выдь и Иван Никогда-не-выдь закончили свою тяжбу м-ми-миром. Тарара-бумбия!.. Мы пр-при-пришли поблагодарить за по-по-посредничество!

И словно по команде, они извлекли две бутылки вина и со стуком поставили их на стол.

— Нет, господа, к сожалению, это невозможно, — сказал Брунер. — Выпейте, пожалуйста, сами за ваше примирение и, если желаете, за меня. При случае я охотно разопью с вами стаканчик, но только в пивной.

И он возвратил им бутылки.

— Тарара-бумбия! Так мы и думали. Ну, что же, простите, пожалуйста, господин чиновник. До свидания!

Дружная пара вышла из кабинета и затянула песню на разные голоса.

Часы продолжают тикать, а земной шар вращаться вокруг своей оси.

Прошло почти полгода после этого посещения. Однажды Мартину Брунеру принесли на дом запечатанный конверт.

В нем лежала повестка из магистрата.

— Наверное, по поводу денег, — сказала Люциана и посмотрела на мужа, который вскрывал письмо. — Когда-нибудь должен прийти конец. Необходимо заплатить адвокату, он и так уж ждет бог весть сколько.

— Я и сам знаю, — с раздражением заметил Мартин. — Ты видишь, я распечатываю. — Он развернул письмо и принялся читать.

«…налагаю на вас дисциплинарное взыскание: выговор. Основанием для моего решения служит ваше недостойное поведение в деле Эдельхауэра. Вопрос о том, советовали ли вы ему, оказавшись с ним наедине, подделать документы, остается невыясненным. Это заставляет нас отметить, что вы без достаточного чувства ответственности относитесь к исполнению своего служебного долга. Ввиду того, что на вас уже было наложено дисциплинарное взыскание по делу о велосипеде, считаю в данном случае желательным и необходимым объявить вам выговор вторично.

Глава магистрата».

Он протянул письмо жене. Оно выпало у нее из рук.

— Ничего не понимаю! У меня нет больше сил! — Слезы выступили на глазах у Люцианы. — В конце концов, я тоже человек. И к тому же женщина. Другие огорчаются из-за неудачного фасона шляпки, а я только и делаю, что вожусь с выговорами, то есть не я, разумеется, а ты! Но ведь я и ты идем в одной упряжке. Я — жена крупного преступника… С этим ты, полагаю, согласишься?!

Она прислонилась к стене и протянула ему письмо.