Слухи - [2]
А между тем по зданию со свистом гулял ветер. Сверкали сосульки, свисавшие с карнизов. Гостей, прибывших последними, попросили занять их места, и затем группа шаферов в черных фраках — а не в смокингах[1] — целеустремленно двинулась к своим местам. Последний из них, Тедди Каттинг, оглянулся, чтобы убедиться, что его друг готов. Музыканты заиграли громче, и толпа одобрительно закивала при виде Генри Скунмейкера, темные волосы которого были зачесаны набок, а красивое лицо как-то возмужало. Он занял свое место у алтаря. Была ли какая-то нервозность в его обычно бесшабашном взгляде? Что это — волнение или тревога? И тут его взгляд — да и взгляды всех присутствующих — устремились в проход, где появились красивейшие дебютантки Нью-Йорка, одетые в шифон, голубой, как глетчеры. Они двигались медленной процессией, одна за другой, через маленькую гору из розовых лепестков, изо всех сил стараясь скрыть девчоночьи улыбки. Когда прозвучали начальные ноты процессии из оперы Вагнера, в раме, образованной первой аркой, украшенной цветами, возникла грациозная невеста. Красота этой девушки поразила даже ее семью и друзей, которые начали перешептываться. Она была одета в кружевное подвенечное платье своей матери, в сжатых руках — большой букет из белоснежных цветов. Ее чувства трудно было разобрать из-за нарядной фаты, но, во всяком случае, она двинулась к алтарю твердой походкой. Как раз когда она заняла свое место рядом с Генри, распахнулась дверь, и на пороге появился запыхавшийся молодой служащий. Он прошептал что-то на ухо женщине, стоявшей у входа. В зал проникло дуновение холодного воздуха, затем раздался еле слышный шепот. Гул, возникший еще до церемонии, усилился, и вот уже весь зал тихонько жужжал. Этот гул не прекратился, даже когда преподобный откашлялся и начал церемонию. Взгляд темных глаз жениха блуждал по залу. Даже невеста напряглась. Голос священника продолжал монотонно читать, но лица собравшихся уже не казались такими безмятежными и радостными. Все усиливающееся чувство беспокойства настигло привилегированный класс даже здесь, где он уютно расположился в своем зимнем дворце, чтобы отпраздновать союз двоих самых ярких своих представителей. Брови гостей приподнялись, рты раскрылись. Внезапно показалось, что неприятности года, оставшегося у них за спиной, не так уж далеко. Что-то случилось, и это навсегда изменит их воспоминания о последних днях 1899 года.
1
«Несколько месяцев в Нью-Йорке были весьма унылыми из-за смерти мисс Элизабет Холланд, одной из любимиц общества, и из-за снежной бури, случившейся в конце ноября и укрывшей город снегом на несколько дней. Но элегантный Нью-Йорк не расстается с надеждой на чудесный зимний сезон, с вечерами в опере и с веселыми котильонами. И наше внимание неоднократно привлекли новые манеры мисс Пенелопы Хэйз, присущие настоящей леди. Она была лучшей подругой мисс Холланд, прожившей такую короткую жизнь. Быть может, мисс Хэйз унаследует шлейф ее безупречного декорума?»
«Городская болтовня», пятница, 15 декабря 1899
— Простите, мисс, это действительно вы!
День был ясный, холодок бодрил, и, когда Пенелопа Хэйз медленно повернулась налево и взглянула чуда, где на узкой мощенной булыжником улице собралась толпа, она выдохнула теплое облачко, заметное в холодном воздухе. Ее большие глаза, голубые, как озеро, остановились на взволнованном лице девушки, которой было не более четырнадцати лет. Должно быть, она вышла из одного из многоквартирных домов, видневшихся за толпой. На их крышах были целые джунгли из черных проводов, разрезавших небо на ленты. На девушке было поношенное черное пальто, ставшее почти серым, лицо раскраснелось на морозе. Встретившись с ней взглядом, Пенелопа одарила девушку самой теплой улыбкой.
— Да, это я.
Она приосанилась, желая выставить в выгодном свете свою стройную фигуру и элегантный овал лица. Было время, когда ее знали как хорошенькую дочь нувориша, однако в последнее время она предпочитала пастельные тона и белое — излюбленные цвета скромниц ее возраста, помышляющих о замужестве. Правда, сегодня, учитывая, что ей придется пройти по улице, она выбрала более темный цвет.
Пенелопа протянула затянутую в перчатку руку и сказала:
— Я мисс Хэйз.
— Я работаю у Вайнгартена, в магазине мехов, — застенчиво сообщила девушка. — Я видела вас пару раз из задней комнаты.
— О, значит, я должна вас поблагодарить за ваши услуги, — любезно ответила Пенелопа.
Она слегка наклонилась, и это движение могло бы сойти за поклон, если бы не тугой воротник в стиле Медичи ее темно-синего пальто с золотым кантом: из-за этого воротника трудно было изобразить смиренный поклон. Снова встретившись взглядом с девушкой, Пенелопа поспешно добавила:
— Вы бы не хотели индейку?
Впереди уже двигалась процессия. Марширующий оркестр, игравший рождественские гимны, уже добрался до следующего квартала, и до нее донесся усиленный мегафоном голос мистера Уильяма Скунмейкера, который шел за оркестром. Он пожелал народу, толпившемуся на тротуаре, счастливого Рождества и ловко, как он это умел, напомнил, кто оплатил праздничный парад. Ведь парад был его идеей, и он заплатил и за оркестр, и за передвижные рождественские сцены, и за индеек. Мистер Скунмейкер организовал, чтобы его знакомые светские матроны и дебютантки раздавали этих индеек бедным. Они-то главным образом и привлекали народ, подумалось Пенелопе, когда она повернулась к своему верному другу Айзеку Филлипсу Баку и сунула руку в большой холщовый мешок, который он нес. Даже сквозь лайковые перчатки и слой газет она почувствовала, до чего холодна птица. Она была тяжелой, и ее было неудобно держать в руках. Пенелопа постаралась скрыть отвращение, когда выступила вперед с обещанной рождественской индейкой. Девушка, беседовавшая с ней, в недоумении взглянула на пакет, и улыбка ее угасла.
Прелестные сестры Элизабет и Диана Холланд безраздельно царят в высшем свете Манхэттена, блистая на коктейлях, благотворительных балах, обедах в узком кругу друзей-аристократов и торжественных ужинах.Но благополучие сестер оказывается иллюзорным, семье грозит банкротство, и Элизабет приходится сделать тяжелый выбор между долгом и чувством. Решив пожертвовать собой ради спасения семьи, Лиззи соглашается на свадьбу с нелюбимым. Однако накануне свадьбы карета с невестой переворачивается, и жизнь «золотой» девушки Нью-Йорка трагически обрывается в водах Гудзона… Но случайность ли это? Или кому-то на руку, чтобы Элизабет исчезла?
Завистливые перешептывания. Старое соперничество. Новые предательства. Минуло два месяца, как мисс Элизабет Холланд вернулась в лоно семьи, и весь Манхэттен с нетерпением ждёт её возвращения в светское общество. Но когда Элизабет отказывается присоединиться к своей сестре Диане на балах, люди, пристально следящие за каждым шагом обласканной всеобщим вниманием семьи, снова начинают подозревать, что за дверями дома номер семнадцать в Грэмерси-парке не всё так ладно. Ближе к центру города живет Генри Шунмейкер с молодой женой Пенелопой, и об этой паре говорит весь Манхэттен.
Новые начинания. Поразительные откровения. Неожиданные концовки. Весна сменяется летом, Элизабет наслаждается ролью молодой жены, а её сестра Диана ищет приключений за границей. Но когда приоткрывается завеса тайны смерти их отца, девушки Холланд начинают задумываться, какова цена роскошной жизни. Каролина Брод, новая любимица высшего света, поджигает спичку прошлого, не задумываясь, что пламя может сжечь её будущее. Пенелопа Шунмейкер наконец стала подлинной аристократкой Манхэттена, но когда в городе появляется настоящий принц, Пенелопа жаждет получить титул, к которому прилагается корона.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Забота благородного виконта Десфорда о судьбе юной Черри Стин неожиданно перерастает в страстную любовь. Но на пути к счастью встают родственники Черри, и в результате Десфорд рискует лишиться и любимой, и своего состояния. Удастся ли виконту преодолеть все препятствия, вы узнаете из романа «Крошка Черити».
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…
Начало XX века. Молодая провинциалка Анна скучает в просторном столичном доме знатного супруга. Еженедельные приемы и роскошные букеты цветов от воздыхателей не приносят ей радости. Однажды, пойдя на поводу у своих желаний, Анна едва не теряется в водовороте безумных страстей, но… внезапно начавшаяся война переворачивает ее жизнь. Крики раненых в госпитале, молитвы, долгожданные письма и гибель единственного брата… Адское пламя оставит после себя лишь пепел надежд и обожженные души. Сможет ли Анна другими глазами посмотреть на человека, который все это время был рядом?
Даже лишившись родины, общества близких людей и привычного окружения, женщина остается женщиной. Потому что любовь продолжает согревать ее сердце. Именно благодаря этому прекрасному чувству русские изгнанницы смогли выжить на чужбине, взвалив на себя все тяготы и сложности эмиграции, — ведь зачастую в таких ситуациях многие мужчины оказывались «слабым полом»… Восхитительная балерина Тамара Карсавина, прекрасная и несгибаемая княжна Мария Васильчикова — об их стойкости, мужестве и невероятной женственности читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Кто спасет юную шотландскую аристократку Шину Маккрэгган, приехавшую в далекую Францию, чтобы стать фрейлиной принцессы Марии Стюарт, от бесчисленных опасностей французского двора, погрязшего в распутстве и интригах, и от козней политиков, пытающихся использовать девушку в своих целях? Только — мужественный герцог де Сальвуар, поклявшийся стать для Шины другом и защитником — и отдавший ей всю силу своей любви, любви тайной, страстной и нежной…