Слуги в седлах - [10]
— Проголодался?
— По-моему, можно идти. Здесь нет ничего интересного.
Это Элина.
Дедушка думает об отзыве с недописанной фразой, оставшемся на столе. Не хочется уходить. Но он встает.
— Идем.
Переправившись на пароме в город, они идут к трамваю, садятся и едут восемь остановок. Потом выходят, возвращаются немного назад и идут по боковой улице. Второй дом.
— Ну, до свидания.
— Пойдем к нам.
— Я спешу. До свидания.
— Пока. Спасибо, дедушка.
Он смотрит, как дети открывают дверь и исчезают на лестнице.
Спешит? Куда ему спешить? Колебаться и нервничать.
Придется это все-таки сделать, раз не сделал раньше. И он направляется к стоянке такси.
6
С того дня, когда отзыв остался лежать на столе недописанным, он больше ни минуты не колебался. Возвратясь на работу, он порвал его и объявил, что для подготовки предложений ему потребуется время.
Ни о какой отсрочке не может быть и речи, отзыв нужен тотчас же, сказали ему.
На это он не согласился. Он хотел оттянуть постройку хотя бы на одно лето.
Правление послало к нему директора.
С ним он разделался легко. Так ему, во всяком случае, казалось.
Потом явился Хурскайнен, старый друг. Их мнения совсем разошлись. Затем его вызвали на заседание правления, попросили доложить о состоянии дела. Его спросили, сколько времени ему еще потребуется. Он обещал справиться за год. За этот срок он мог бы подыскать для завода и пристани другое место. Ему ответили молчанием. Потом разрешили идти. После этого правление направило к нему своего врача.
Да. Теперь он сидит дома за письменным столом, с нераскрытыми мемуарами фон Папена и открытым томиком любимого поэта.
Ему некуда спешить. У него отпуск. Сегодня был последний рабочий день.
Пожалуй, и все мое служебное поприще окончено.
Это не очередной, а вынужденный отпуск.
После врача с дружеским разговором пришел директор. Директор Няятялампи — доброжелательный человек средних лет. Нынешние руководители предприятий держатся дружелюбно.
Директор долго сидел в его кабинете, говорил о творческом труде инженера, спросил о чем-то из области математики, обронил несколько слов о ненадежности мировой политики и о живописи. Это было все, что он выучил или что вбили ему в голову для исполнения роли директора. С образованными подчиненными старого закала надо уметь держаться просвещенно, вот и все образование.
Так он думал, пока Няятялампи разговаривал.
Потом тот принялся деликатно обсуждать его работу в должности заведующего отделом. Говорил, какая это интересная и ответственная работа. В осторожных выражениях, рекомендуемых психологами, он коснулся связанных с такой работой умственных перегрузок, которые могли отразиться на нервах. Он дал понять, что правление относится к предложениям заведующего отделом с уважением и признательностью. Поэтому оно согласно ждать его окончательного решения. Но поскольку очевидно, как об этом свидетельствует... — и так далее, и тому подобное. С этого легко было перейти к тому, что он, Хейкки Окса, несомненно, переработался за последнее время. Иначе говоря, его предохранители перегорели. Что он уже стар, упрям, и нервы у него не в порядке. Вот что имел в виду директор.
Потом последовало дружеское предложение длительного отпуска. На все лето. Дать отдых нервам. Расслабиться. Восстановить силы. Насладиться жизнью. Директор тоже рекомендовал заграничную поездку, даже за счет учреждения. Таково якобы было и предложение доктора.
Лично он и правление будут, видите ли, рады встретить осенью старого заведующего отделом помолодевшим и бодрым. Иначе говоря, ему следовало отказаться от сопротивления, подтвердить, что проект закончен, и одобрить строительство. Этого Няятялампи, конечно, не сказал, но именно это имел в виду.
Директор улыбался и говорил. А он все вспоминал малайских медведей на скале, и ему казалось, что он беседует с медведем.
Потом директор встал. Он тоже встал.
Небольшой, лысый, с виду сильный человек. Стоя рядом с ним, он смотрел на директора почти сверху вниз, таким маленьким тот казался.
Что может быть беспомощнее разбитого, неуверенного в себе большого, старого человека, которому предстоит принудительный отпуск?
Вид, наверно, совсем жалкий.
— Кристина, ты можешь зайти ко мне на минутку?
Когда Кристина вошла, он выпрямился.
— Я в отпуске.
— Почему же ты раньше не сказал? Как мне теперь успеть? К счастью, недели две назад я заказала два новых костюма.
— Не волнуйся, сядь, спешить нам некуда.
— Некуда спешить? Господи боже мой, знаешь, сколько времени отнимают приготовления в дорогу?
— Время у нас есть. Я взял длительный отпуск.
Вернувшись с работы, он весь вечер размышлял, сказать ли жене про вынужденный отпуск, и решил пока,не говорить. Хурскайнен намекнул, что об этом никто не узнает, даже его подчиненные. Таким образом, правление оставляет открытым обратный путь.
— На какой срок?
— Во всяком случае, на все лето. Я крепко работал, так что...
— Я всегда говорила, что человеку с твоим положением следует иметь больше шести недель отпуска... Прекрасно... Теперь мы сможем побывать еще во Франции и Испании.
— Конечно, и правление готово оплатить дорогу, если я соглашусь.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.