Случайный турист - [91]

За ужином Сью Карни усадила Мэйкона подле себя. Накрыла ладонью его руку и сказала, как это замечательно, что он и Сара во всем разобрались.

– Да, спасибо, – ответил Мэйкон. – Салат просто великолепный, Сью.

– У всех бывают взлеты и падения, – сказала Сью. На секунду Мэйкон подумал, она имеет в виду салаты, которые не всегда ей удаются. – Если честно, бывали времена, когда я сомневалась, что мы с Бобом уживемся. Казалось, мы держимся из последних сил, вы меня понимаете? Я говорила: «Привет, милый, как прошел день?» – но в душе себя чувствовала матерью погибшего героя.

Мэйкон вертел стакан, гадая, что он пропустил в ее логике.

– Я была точно женщина, у которой кто-то погиб на фронте, и теперь ей надо во весь голос поддерживать эту войну, а иначе придется признать, что потеря ее бессмысленна.

– Хм…

– Но это лишь мимолетное настроение.

– Да, конечно, – сказал Мэйкон.

Они с Сарой шли домой, вдыхая вечерний воздух, густой, как вода. Вокруг в свои жилища возвращались подростки, которым наказали быть дома не позже одиннадцати. Многие еще не доросли до водительских прав, их подвозили взрослые. Ребята выскакивали из машин и кричали: «Пока! Спасибо! Завтра позвони, ладно?» Звякали ключи. Возникали и тотчас исчезали полоски света у входных дверей. Отъезжали машины.

Мэйкон вывел Эдварда на последнюю прогулку. Затем попытался загнать домой кошку, но та, по-совиному таращась, упрямо сидела на подоконнике кухонного окна, и он оставил ее в покое. Потом прошел по дому и выключил свет. Когда он поднялся в спальню, Сара уже была в постели и, привалившись к кроватной спинке, пила содовую.

– Хочешь? – Она протянула ему стакан.

Мэйкон устало отказался и, раздевшись, скользнул под одеяло.

Звякал лед в стакане. Казалось, звук этот обретает некий смысл и с каждым звяканьем Мэйкон все глубже куда-то погружается. Потом он открыл какую-то дверь, прошагал по проходу и взошел на свидетельское место. Ему задали очень простые вопросы: какого цвета были колеса? кто принес хлеб? ставни были открыты или затворены? Он вправду не помнил. Старался, но не мог вспомнить. По извилистой дороге, какая бывает в сказках, его отвели на место преступления и приказали: расскажи все, что знаешь. Он не знал ничего. По лицам судей он понял, что теперь он не свидетель, а подозреваемый. Он ломал голову, но в ней было пусто. «Войдите в мое положение! – крикнул он. – Все это я выбросил из головы, постарался забыть! И не могу вернуть обратно». «Даже чтоб оправдаться?» – спросили его.

Мэйкон открыл глаза. Темнота, рядом тихо дышала Сара. Радиочасы показывали полночь. По домам расходилась молодежь, которой приказали вернуться до двенадцати ночи. Смех, крики, скрип покрышек и вой мотора машины, пытавшейся припарковаться. Постепенно все стихло. Мэйкон знал, что тишина продлится до часу ночи – предельного срока возвращения последней группы. Сперва он услышит обрывки мелодий, потом смех, захлопают дверцы машин и двери домов. Начнут гаснуть фонари на крылечках, и потолок в спальне потемнеет. В конце концов уснут все, кроме Мэйкона.

Глава двадцатая

Самолет до Нью-Йорка был как птичка, а вот лайнер в Париж оказался громадиной размером с дом. В салоне куча народу впихивала пальто и сумки на багажные полки, засовывала чемоданы под кресла, переругивалась и звала стюардесс. Орали младенцы, мамаши рявкали на детей.

Мэйкон занял свое место у окна, и почти сразу к нему подсела пожилая пара, говорившая по-французски. Мужчина устроился в соседнем кресле и неулыбчиво отвесил поклон. Потом он что-то сказал жене, и та передала ему холщовую сумку. Француз раздернул молнию и стал выгружать содержимое сумки себе на колени. Игральные карты, аптечка, степлер, молоток, лампочка… Зрелище завораживало. Мэйкон косился вправо, стараясь ничего не пропустить. Когда появилась мышеловка, он заподозрил, что сосед – сумасшедший, хотя, если вдуматься, всему найдется объяснение, даже мышеловке. Мэйкон решил, это вариант ответа на извечный вопрос путешественника «Что лучше: все свое носить с собой или отправиться налегке, а потом полпоездки прочесывать магазины в поисках нужной вещи?». Каждый вариант имел свои недостатки.

Мэйкон посмотрел в проход, по которому шли и шли пассажиры. Японец, обвешанный фотокамерами, монашка, девушка с косичками. Женщина с красной косметичкой в руках, копна темных волос, худое треугольное лицо.

Мюриэл.

Сперва Мэйкона обдало волной радости, какая обычно прильет, когда в толпе вдруг видишь знакомое лицо, но тотчас он безмолвно ахнул и огляделся, выискивая пути побега.

Мюриэл шла изящно, внимательно глядя под ноги, но, поравнявшись с Мэйконом, посмотрела на него, и он понял: она прекрасно знала, что увидит его здесь. В своем белом костюме она смахивала на тех черно-бело-красных кинодив, которыми Мэйкон восторгался в детстве.

– Лечу во Францию, – сказала Мюриэл.

– Но это невозможно! – выкрикнул Мэйкон.

Французская пара смотрела с любопытством, женщина даже чуть подалась вперед, чтоб лучше его видеть.

За Мюриэл столпились другие пассажиры, они ворчали и пытались ее обойти.

– Я хочу прогуляться вдоль Сены, – сказала Мюриэл.