Случайный турист - [31]

Из гостиной доносился грохот – Эдвард таскал за собой кресло-качалку, за которое зацепился его новый поводок. За вечер пес сжевал карандаш и сожрал свиную кость, украденную из мусорного ведра, после чего на террасе его вырвало на ковер. Однако теперь он по команде садился, и потому все пребывали в приподнятом настроении.

– В школе я была круглая отличница, – сказала Мюриэл. – Удивились, да? По мне не скажешь, что я шибко умная. Вижу, вижу, вы удивились!

– Да нет, – возразил Мэйкон, хотя вообще-то удивился.

– Я стала отличницей, когда смекнула, в чем хитрость. Думаете, никакой хитрости? Хитрость, она есть во всем, вот так и живешь.

Они стояли на крыльце, оба в дождевиках: утро выдалось сырым, сеял мелкий дождик. Мюриэл была в черных замшевых полусапожках на шпильке, с загнутыми носами. Ноги ее смахивали на зубочистки. В руках она держала поводок. В плане занятия значилось обучение Эдварда правильной ходьбе. Но вместо этого Мюриэл ударилась в воспоминания о школьных годах.

– Некоторые учителя советовали мне поступать в университет. Особенно одна, хотя была не училкой, а библиотекаршей, я помогала ей расставлять книги и все такое. Слушай, Мюриэл, говорила она, а чего ты не поступишь в Таусон? Но я чего-то… не знаю… а сама теперь долблю сестре: готовься в универ, ясно? Не прошляпь, как я прошляпила. У меня младшая сестра, я говорила? Клэр. Она так и осталась светленькой. Вылитый ангелочек. Самое смешное, ей все равно. Сколет волосы на затылке, чтоб на глаза не падали, и все. Ходит в рваных джинсах, забывает брить ноги. Та к оно всегда и бывает, правда? Предки в ней души не чают. Она удачная дочка, а я неудачная. Клэр-то не виновата. Все остаются в рамках чужих мнений, согласны? В Рождественском вертепе Клэр всегда изображала Марию. Мальчишки за ней ухлестывали уже в начальной школе, а за мной, старшеклассницей, никто не ухлестывал. Эти мальчишки ужасные дураки, правда? Нет, они куда-нибудь пригласят, типа кино под открытым небом и все такое, а потом сидят, точно кол проглотили, и украдкой обнимут за плечи, продвигаясь по дюйму, словно тогда я ничего не замечу, а затем рука эта лезет все ниже и ниже, ну, вы знаете, как оно бывает, а сами неотрывно пялятся в экран, как будто ничего интереснее в жизни не видели. Однако в понедельник ведут себя, словно ничего и не было, по школе носятся как угорелые, а завидя меня, друг дружку локтями подталкивают и даже не здороваются. Думаете, меня это не задевало? За все время ни один парень не отнесся ко мне как к своей постоянной подружке. Они приглашали на воскресный вечерок и хотели, чтоб я не кочевряжилась, но, думаете, на другой день хоть один подсел ко мне в школьной столовой или проводил из класса в класс?

Мюриэл посмотрела на Эдварда. Потом хлопнула себя по ляжке, от чего лязгнул ее черный виниловый дождевик.

– Это команда «к ноге!», – пояснила Мюриэл и зашагала вперед. Эдвард неуверенно поплелся следом.

Мэйкон замешкался. Одолеть ступеньки крыльца ему было нелегко.

– Он должен все время держаться рядом, – крикнула Мюриэл. – Неважно, как я иду – быстро, медленно.

Она прибавила шагу. Если Эдвард пересекал ей дорогу, она шла прямо на него. Если пес отставал, она дергала поводок. Мюриэл резво чапала дальше – треугольник развевающихся волос над колоколом жесткого плаща. Мэйкон остановился, по щиколотку утопая в мокрой листве.

Всю обратную дорогу Эдвард держался у левой ноги учительницы.

– Кажется, он просек, – сказала Мюриэл, передавая поводок Мэйкону. – Теперь вы.

Мэйкон попытался хлопнуть себя по ляжке, что на костылях было непросто. Затем отправился в путь. Шел он мучительно медленно, то и дело Эдвард его обгонял, натягивая поводок.

– Одерните его! – командовала Мюриэл, шагая следом. – Он знает, что от него требуется. Фордыбачит.

Наконец Эдвард попал в ритм хозяина, но поглядывал скучающе и высокомерно.

– Не забывайте цокать, – сказала Мюриэл, скрежетнув каблуками. – Всякий раз его надо хвалить. Однажды я работала с собакой, не приученной проситься на улицу. Уже взрослая, два года, она никогда не просилась, хозяева просто осатанели. Сперва я не понимала, в чем дело, но потом сообразила. Собака думала, что писать нельзя нигде вообще, ни в доме, ни на улице. Понимаете, ее никто не хвалил, когда она писала правильно. Когда-нибудь о таком слыхали? Мне пришлось ее подловить, когда она отливала на улице, что было совсем нелегко, потому что собака этого стыдилась и всегда старалась спрятаться. Я ее расхвалила, и очень скоро она все поняла.

Они дошли до угла.

– Значит, так. Когда вы останавливаетесь, он должен сесть, – сообщила Мюриэл.

– А как я это натренирую?

– В смысле?

– Я же на костылях.

– Ну и что? Хорошее упражнение для ноги. – Она не спрашивала, как Мэйкон ее сломал. И вообще в ней чувствовалась какая-то неотзывчивость, несмотря на весь интерес к его личной жизни. – Занимайтесь подолгу – десять минут за раз.

– Десять минут!

– Ладно, пошли обратно.

Мюриэл зашагала на высоких каблуках, добавлявших дерганости ее угловатой летящей походке. Мэйкон с Эдвардом двинулись следом. Возле дома Мюриэл спросила, который час.