Она совсем терялась.
И под его взглядом… что-то происходило с ней.
— Меня зовут Лоренцо, — сказал он, пододвинул второй стул и сел рядом. — А тебя?
Он ждал.
У него были серые внимательные глаза, совсем коротко постриженные волосы, сильные руки… шрамы на руках. В каждом его движении, в каждом слове, чувствовалась спокойная сила и уверенность в себе. И опыт. Опыт в первую очередь. Он был взрослым, намного старшее ее… моложе отца, конечно, но все же… Взрослым.
Он так и держал полотенце у шеи. Светло-голубое полотенце, почти белое, и кровь на нем так хорошо заметна. Еще немного, и ей удалось бы, тогда бы он умер… а потом и она тоже.
Он смотрел на нее.
Лоренцо.
— Мэй, — сказала она. — Я — Мэй.
Он только кивнул, и его улыбка стала шире. Он радовался… да, пожалуй, искренне радовался, что она начала с ним говорить. Это шаг навстречу. Только имеет ли она право на этот шаг? Или это предательство — разговаривать с врагом? Дин наверняка счел бы предательством, он всегда страшно суров. А отец сказал бы, что она должна жить, и пока жива — есть шанс и есть надежда. Но отца больше нет, он предпочел умереть вместе со своими людьми, а Дин… Ищет ее? Надеется, что она смогла выжить?
Все так запуталось…
От слабости кружилась голова.
— Я бы предложил вина, — сказал Лоренцо, — но сначала тебе стоит поесть. Сейчас Гильем вернется, принесет чего-нибудь. Ты хочешь молока?
Мэй покачала головой. Она еще не решила.
— Давно ты ела в последний раз?
Давно и… сложно сказать. Первые несколько дней, как ее схватили, она ела все, что дают, надеялась сбежать, считала, что ей нужны силы. Потом поняла, что сбежать не выйдет. Пыталась отказаться от еды, но не смогла. Почти пять дней продержалась, а потом ей принесли какую-то похлебку… такой удивительный запах… она даже не успела осознать вкуса, но это было восхитительно. Потом ей приносили еду, но, как только она тянулась — били по рукам… били постоянно. Это невыносимо. Тогда она отказалась окончательно, лучше умереть, чем позволить издеваться над собой, она больше не попросит и не потянется к еде. Умереть почти вышло.
Потом ее продали на рынке. И новый хозяин, тот жирный Антонио с поросячьими глазками, он пытался кормить силой, боялся, что потеряет деньги, отданные за нее. Двое крепких солдат держали ее за руки, а третий заливал какую-то бурду ей прямо в горло. Иногда ее тошнило, иногда просто трясло. Потом она научилась крепко сжимать зубы и яростно кусать любого, кто пытался разжать их, любого, кто подойдет. Лучше так. Она не позволит…
Тогда тот Антонио начал оставлять еду для нее на полу клетки. Но веревки на руках были такой длинны, что достать не выходило, не хватало совсем чуть-чуть. Еда была перед ней, но взять она не могла. Это сводило с ума.
И сейчас, после всего, невозможно поверить.
Казалось — это какая-то изощренная игра. И в то же время…
— Зачем? — шепнула она.
Он пожал плечами.
— Я не воюю с женщинами. К тому же, война закончилась. Хочу, чтобы ты понимала правильно — я не отпущу тебя просто так, но позволю выкупить свою свободу. Не бойся, я не стану требовать от тебя того, что ты сама не готова дать. В тебе ведь ургашкая кровь, не так ли? Ты владеешь магией?
Он смотрел на нее, чуть склонив голову на бок. Изучая. Ей казалось, он видит ее насквозь.
И Мэй испугалась.
— Нет! — поспешила она.
Слишком поспешила. Он понял, конечно, в его глазах мелькнула насмешка.
— Хорошо. Я не тороплю тебя, — сказал он. — Отдохни и наберись сил. Думаю, мы сможем найти вариант, который устроит нас обоих.
— Господин! — это Гильем вернулся.
Старый слуга остановился и замер на безопасном расстоянии с подносом в руках.
Лоренцо отложил полотенце, поднялся на ноги и сам подошел, взял поднос из рук.
— Спасибо, — сказал он.
— У вас кровь, господин! Это она сделала?!
— Не волнуйся, все хорошо. Позови Деметри и отдыхай, завтра рано вставать.
Вернулся за стол, поставил. И Мэй поняла, что не сможет устоять, отказаться от всего этого у нее не хватит сил.
Только бы он не стал издеваться над ней, не отобрал… Почти судорожно облизала губы.
— Вам что-то принести, господин?
— Не нужно. Иди.
В кувшинчике было свежее молоко. Лоренцо налил в две кружки. Ей и себе? Он будет есть с ней? Вот так, за одним столом?
Миска пшенной каши с морковкой. Хлеб, тминные булочки, соленые оливки, молодой мягкий сыр, немного холодного мяса и пара кусочков бисквита.
Кашу он поставил перед ней.
— Бери что понравится. Только не торопись, у тебя не отберет никто.
Спокойно отошел в сторону, надел новую рубашку, не спеша застегнул пуговицы. Казалось, он вовсе не опасался, что она бросится, но, все же, старался не спускать с нее глаз.
Взять? Молоко…
Мэй понимала, что дрожат руки. Она не может вот так…
Глупо отказываться.
Если она возьмет, а потом…
И все же, у нее хватило выдержки дождаться, пока он закончит, подойдет и сядет рядом. Не торопиться. Дождаться, пока он возьмет свою кружку первый, пока первый сделает глоток. И потом — так медленно, как только хватает сил — взять свою и отпить совсем немного. Хотя так хотелось — все разом. Но разом нельзя, ей станет плохо, она не ела слишком давно.
Этот Лоренцо старательно делал вид, что совершенно обычный ужин, отрезал себе немного сыра, положил на хлеб.
