Случайные мысли - [14]

Потом начались эпидемии. Странные непонятные эпидемии с тяжёлым исходом. Высокоразвитая медицина была бессильна. Эта почтенная и почитаемая практическая наука давно уже перешагнула ту черту, когда от каждой болезни знали одно-два, максимум три средства, плюс их различные комбинации. Техническая революция, введя в оборот миллионы новых средств и названий, оказалась для многих жрецов от медицины блюдом неудобоваримым. Следуя одному из известных законов Исаака Ньютона: «Сила действия = силе противодействия» они выдвинули, в качестве основного медицинского принципа, постулат: организм способен сам справиться с большинством болезней, надо только его долго и правильно уговаривать.

Хотя каждому более-менее разумному существу было понятно, что подоплёкой такого подхода была всего-навсего практика школярства: полный отказ выучить хоть какую-то часть домашних уроков при очень большом общем объёме домашнего задания.

Но эпидемии ширились – организмы, как их ни уговаривали (и все вместе, и каждый по одиночке), не справлялись. Старая медицина уходила в забвение, новая – только выкристаллизовывалась в узко-избранных сферах. Люди умирали.

– Опять эти муравьи! – в сердцах воскликнула Женщина. – Сколько это может продолжаться? Ты же обещал мне.

– Но, дорогая, у меня работа, и я не могу отказаться просто так. Ты ведь знаешь, как трудно найти работу биологу. Нам с тобой и так повезло. Большинство моих коллег моют посуду по ресторанам.

– Но мы уже все переболели! Ты хочешь, чтобы наши дети навсегда остались калеками?

– Дорогая, ты знала за что я получаю деньги и была согласна, чего же ты хочешь от меня теперь?

– Но ведь мы уже выполнили программу.

– Не волнуйся. На этот раз муравьи стерильны. Просто, учитывая моё образование, меня попросили выяснить некоторые аспекты их биологии.

– А ты уверен, что это так? Почему же мы все опять болеем?!

Мужчина сел, положив голову на руки, и задумался. Да. Муравьи. Маленькие, бездумные исполнители чужой воли. Безопасные и, в общем-то, почти безвредные сами по себе. И он сам – тоже муравей. Маленький человек, не смеющий высунуть голову из-под железобетонного нагромождения государственного механизма. И он, как и эти муравьи, никому не желает зла сознательно. А потом, эти муравьи… Нет. Об этом думать не надо. И какое ему дело, на что их используют потом? Ведь никто же не задумывается о нём, о маленьком человеке, которому не на что существовать и содержать свою семью.

Он увидел ползущего по поверхности стола муравья и подумал, как просто раздавить, уничтожить это крохотное беззащитное насекомое. «Я, как и ты, всего-навсего фуражир – добытчик пищи… – мысленно обратился он к муравью. – И я, как и ты, как и любое биологическое существо, хочу жить, да и смерть моя, как и твоя, ничего не изменит».

Последняя мысль несколько успокоила, приглушив, всё более мучившие его, угрызения совести. И, перед тем как уснуть, он ещё успел подумать, что срок контракта скоро кончается, а полученной суммы хватит на несколько лет передышки. И что может тогда ему удастся, наконец, найти хоть более-менее приличную работу.

Утром Глава Фирмы пригласил к себе в кабинет Директора.

– Что нового по вашим разработкам?

– Всё с точностью до одного часа. Как мы и предполагали, вчера, в 24.00 взаимодействие вызвало у муравьёв новую мутацию, и в пять утра всё было покончено.

– Что ж, – Глава Фирмы удовлетворённо откинулся на спинку кресла, – готовьте эту партию муравьёв к засылке. Новую Семью уже подобрали?

– Да. Только они требуют увеличить сумму вознаграждения по окончании контракта. Хотят купить дом на островах.

– Увеличьте. Похоронное бюро давно уже нарекает на нашу скаредность.

Сказка

Тук…тук…тук…

− Кто там?

− Это я, Сказка! Открой, пожалуйста!

− А ты точно Сказка?

− Да.

− А чем докажешь?

− А разве реальность такою бывает?

− Не знаю, реальность бывает всякой. А у тебя есть документы?

− Какие документы?

− Ну, что ты – это ты.

− Ты впусти меня. Я наполню для тебя купель с чабрецом и мятой, постелю постель лебяжьим пухом и нежными ветерками с летнего соснового леса и луга, разомну твои усталые плечи…

− Это всё только слова. А вдруг ты страшная Сказка, и ворвёшься ко мне воющими ветрами, цунами, отвратительными разбойниками и ужасными хищниками…

− Но как ты узнаешь об этом, не впустив меня в своё сердце?

− А зачем мне об этом знать? Уходи! Шляются тут всякие, только покоя нормальных людей лишают.

− Но я ведь твоя сказка. Куда же я пойду?

Ни слова не прозвучало в ответ. И в сказке появилась новая страничка – печальная.

Осень листа

Он знал и не знал, что такое – осень. Это было нечто близкое по времени, и такое же далёкое для понимания. Ему говорили: «Потом будет зима, но ты уже не сможешь её увидеть, зимой все листья и цветы умирают». Было любопытно – какая она – зима? Он понимал – страшная, нечто ужасное! И всё равно ему было жаль, что он не увидит её. Содрогался от ужаса… и жалел.

Осень тоже была страшной, она несла смерть. Смерть он видел. Видел с самой ранней весны как желтели и осыпались, недавно ещё зелёные, спешившие жить, листочки.

«Не надо было быть такими любопытными и хватать всё подряд…» – шептались листья вокруг. «Но тогда невозможно понять мир, в котором мы обитаем!» – звучали отдельные голоса. «А зачем его узнавать?! – протестовали листья. – Питайся и живи себе! Что эти знания?! – Ничего кроме горя и печали не несут они. Что за странная идея – дать Земле больше кислорода?! И кто оценил это?! Кто вспомнит о них?! Они сгорели, даже не отбыв среднего возраста нормального листа! Жизнь беспамятна на добро! Вот если бы они отравили кого своими ядами, тогда бы их и запомнили, как анчар».