Случай на Прорве - [39]

Вечером ноги сами привели Вячеслава на знакомую улицу. Несмотря на позднее время, фонари на улице не горели. Медленно, стараясь быть незамеченным, он подошел к светящемуся в деревянном домике окну, ее окну. За легкой занавеской почудились очертания знакомой фигуры.

«Учит, наверное, — с теплотой подумал он, пристально вглядываясь в окно. — Всю ночь теперь сидеть будет».

Внезапно занавеска отодвинулась, и Вячеслав увидел лицо Светланы, слабо освещенное настольной лампой. Осторожно, боясь испугать девушку резким движением, он отступил за ствол дерева. Занавеска вновь закрылась. И хотя Вершинин отругал себя за то, что невольно испугал Светлану, в душе же был рад увидеть хоть на мгновение ставшего таким близким ему человека.

12. Единое мнение

Собраться удалось только к концу рабочего дня: сначала долго ожидали Шустова, затем куда-то запропастился Вареников, потом прокурор часа два держал у себя Вершинина. Встретились все, порядком измочаленные дневными трудами и заботами.

Зная нравы присутствующих, Шустов, недавно бросивший курить, безнадежно махнул рукой, снял со стены собственноручно написанную им табличку «Не курить» и спрятал ее в ящик стола. Через минуту в кабинете дым повис коромыслом.

— С чего начнем, заговорщики? — Шустов вопросительно посмотрел на собравшихся.

— Пожалуй, лучше всего, если сначала Вячеслав Владимирович поделится новостями, а дальше сориентируемся, — расстегивая пуговицы пропыленного кителя, предложил Вареников.

Он приехал прямо с осмотра места происшествия в поселке Марфино, где ночью из кассы совхоза украли металлический ящик с деньгами, и внутренне еще не успел переключиться — слишком остры оказались впечатления прошедшей ночи.

Вершинин сосредоточенно разыскивал что-то в своих записях.

— В общих чертах положение всем присутствующим известно, — начал он. — Я остановлюсь на деталях, имеющих в настоящее время хотя бы мало-мальски существенное значение. Это, главным образом, обстоятельства, проливающие свет на возможное участие Федора Купряшина в убийстве, так как, к сожалению, другой версии у нас нет.

— Для старых дел такое явление обычное, — ободрил его Шустов. — Они и возобновляются ведь только при наличии определенных данных.

— Голикова, — продолжал Вершинин, — бывший секретарь сельского Совета, рассказала, что незадолго до обнаружения в озере трупа она случайно видела в лесу Купряшина с молодой женщиной, совершенно ей незнакомой. Это, так сказать, один-единственный позитивный момент ее рассказа, но примет незнакомки она не помнит. Все остальное из области догадок и фантастики. Ходит, например, там слух, будто бы на потолке дома Купряшиных кто-то видел пятна крови, связывают их с убийством, мол, труп на чердаке лежал. Говорят, что мамаша Беды из-за этого дом свой забросила, в квартирантки ушла…

— Неужели забросила? — перебил его Шустов. — Это вещь серьезная. Не слышал я прежде, чтоб на селе собственный дом бросали, а жить шли к чужому человеку.

— Забросила, забросила, можете не сомневаться. Сам видел: окна, двери забиты, на участке бурьян растет, да и дом, наверно, вот-вот рухнет от ветхости.

— Интересно, очень интересно. Бабку-то хорошо помню: забитая такая, богомольная, не разговаривает — шелестит. Кто же ее так напугал? — задумчиво произнес Шустов.

— Действительно странно, — согласился Вареников. — Придется нам проверять все эти байки, как бы нелепо они не выглядели.

— Проверять, безусловно, надо, но как? — Вершинин вопросительно посмотрел на присутствующих. — Женщина, якобы видевшая кровь на чердаке, умерла, а сама Купряшина ничего не расскажет, я это чувствую.

— Вот так и придется: по крупинке, по щепотке, кто кому говорил, кто от кого и что слышал. Кстати, о самой убитой есть сведения? — несколько отступил от темы Шустов.

— Пока ничего стоящего, работаем, — немедленно отозвался Вареников. — Появилась, правда, одна наметка. Вячеслав Владимирович подсказал.

Вершинин с недоумением посмотрел на Вареникова. Он прекрасно помнил, что ничего дельного ему не подсказывал — ни прежде, ни во время вчерашнего разговора.

— Да-да, именно вы, — уловив его вопросительный взгляд, заметил Вареников. — Помните выделенные материалы на Чернова?

Вячеслав кивнул головой.

— Я их сегодня с утра раскопал, вернее, даже не материалы, а рассмотренное судом уголовное дело. Чернова тогда осудили за другие преступления. Дали четыре года. Но главное не в этом… — Вареников неожиданно замолчал.

Новость, которую собирался преподнести капитан, по всей вероятности, была важной. Вершинин сразу же понял это по его интонации и насторожился. Вареников не спешил. Это была его звездная минута, и он делал все, чтобы посильнее заинтриговать присутствующих.

— Хватит тебе тянуть, Коля, — не выдержал Шустов, — рассказывай, не томи!

— Я наткнулся на протокол допроса матери Чернова — Пелагеи Ефимовны. Сперва его и читать не хотел, свидетелем она не являлась, а там, в общем, о жизни Филимона ее спрашивали, о воспитании, каким он был до совершеннолетия. Потом прочитал все-таки. Встречался он, по ее словам, с девушкой года на два, на три постарше его, девушку Лидой звали. Несколько раз она их посещала. Фамилии девушки Пелагея Ефимовна не называет. Но самое интересное даже не это. Сетует Чернова, что не сдружилась она с сыном по-настоящему, хотя ей уж больно понравилась. Уехала потом неожиданно куда-то, не то в Москву, не то в деревню — Окунево. Так и сказала — в Окунево. А диапазон-то какой: Москва и Окунево!