Слой - [42]
— Прошу внимания, уважаемые депутаты, — произнес Слесаренко, слегка возвысив голос. Старое обращение «товарищи» официально было выведено из оборота, произносить же публично слово «господа» у Виктора Александровича язык не поворачивался. — Как заместитель председателя, приношу свои извинения за задержку. Если других предложений не последует, предлагаю начать работу Думы и обсудить повестку дня заседания.
Возражений не было, даже Низовских промолчал, только улыбнулся саркастически и зашелестел бумагами. «Ничего не читал, сволочь», — подумал Слесаренко, и в это мгновение в дверях появился мэр.
— Добрый день всем, прошу прощения — обстоятельства… Виктор Александрович, можно вас на минутку?
В коридоре мэр приобнял Слесаренко за плечи, увлекая за собой в сторону холла.
Плохо, что в зале Думы окна не на ту сторону. Вам еще не сообщили?
— Сообщили? О чем?
А вы полюбуйтесь сами, Виктор Александрович, — мэр подвел Слесаренко к окну, выходящему на улицу Первомайскую.
Территория перед мэрией и вся проезжая часть Первомайской — от Ленина до Герцена — была запружена людской толпой. Островками в толпе виднелись крыши милицейских «уазиков». Сквозь оконные стекла долетал скрежет мегафонного голоса.
— Опять вкладчики?
— Они, родные, — ответил мэр. — У меня к вам просьба, Виктор Александрович: пойдите туда, послушайте, успокойте людей. А главное, постарайтесь увести их с проезжей части улицы. Куда угодно, хоть в наш большой зал, но движение надо восстановить. Восстановить немедленно! Два моих зама уже там — действуйте! Потом доложите. Я вас убедительно прошу! — Последняя фраза должна была скрасить командирские интонации предыдущих. Мэр умел это делать: просить в приказной форме и приказывать в просительной.
Забрав из кабинета пальто, Слесаренко спустился на лифте в вестибюль и вышел на крыльцо. Рука автоматически нырнула в карман за сигаретами, и в этом жесте, помимо привычки, было еще и откровенное нежелание двигаться дальше, спускаться с крыльца и идти в эту темную толпу. Виктор Александрович закурил и медленно побрел вниз, ругая и одновременно похваливая мэра: все равно народ не успокоится, пока к нему не выйдет Сам, но успеет выплеснуть большую часть злости на головы замов, успеет устать и немного замерзнуть; вот тогда Сам и появится, как Бог из машины в старых греческих трагедиях. Здесь тоже была трагедия, но с примесью фарса и дурной мелодрамы. «Как, впрочем, и всё в нашей нынешней жизни», — подумал Виктор Александрович, приближаясь к бунтующим.
Бунтовали, и уже не в первый раз, обманутые вкладчики нескольких финансовых шарашек, собравших под наглую рекламу большие миллиарды с доверчивых и жадных граждан и испарившихся в одночасье, как Бендер из Васюков.
В центре толпы стоял на чем-то (не было видно, на чем) мужчина пенсионного возраста, в двубортном пальто с каракулевым не первой молодости воротником; длинные седые волосы лохматились под ветерком. Сжав шапку в кулаке наподобие ленинской кепки, мужчина размахивал ею над мегафоном, скрывавшим лицо.
— …Мы никогда не поверим, что власти не знали подлинной сущности этих преступных организаций. Мы никогда не согласимся с тем, что власти не несут ответственности за их деятельность. И мы никогда не простим властям их попустительство, если не сказать — пособничество этим финансовым бандитам! Как же так получается? Воры исчезли с огромными деньгами и никто не может их найти? Зачем же мы платим налоги на содержание всех этих руопов, милиции и кэгэбэ?
Толпа взревела. Группа активистов вокруг оратора начала что-то скандировать на два такта, два коротких слова, непонятных Слесаренко. Он протиснулся поближе и сумел-таки разобрать это рявканье. Люди выкрикивали, прихлопывая в такт: «Мэр — вор! Мэр — вор!…».
Оратор замахал шапкой, требуя тишины.
— И самое главное, товарищи: не дайте себя обмануть снова! Не верьте никому, не верьте ни единому слову, ни единому чиновнику, пока сюда не выйдет мэр и не предъявит вам в присутствии наших независимых экспертов официальный документ, что власти возместят вам все убытки. Не расходитесь, не покидайте улицу! Если милиция начнет вас растаскивать — берите друг друга под руки, садитесь на землю: ничего они вам не сделают. Милиция — это наши горожане! В душе она с нами, она не хочет выполнять преступные приказы коррумпированных властей! И если вдруг сегодня прольется народная кровь…
«Нет, он точно провокатор. Сумасшедший провокатор». Слесаренко по голосу, пусть даже и исковерканному мегафоном, и геббельсовской нагнетательной визгливости узнал бывшего депутата городской Думы элдэпээровца Школьникова, в новый состав Думы не попавшего (людей все-таки трудно обмануть два раза подряд), но, судя по всему, нашедшего себе новое амплуа.
Я сейчас зачитаю решение нашего митинга, и мы проголосуем. Так, слушайте, внимание! «Всетюменский сход обманутых вкладчиков, поддерживая обращение инициативной группы в составе: Школьников, Садырин, Кривозубова…».
Кто-то тронул Слесаренко за рукав. Виктор Александрович обернулся и увидел Николая Романова, главу администрации Центрального района.
Слушай, Виктор Александрович, ты бы попробовал уговорить людей очистить улицу. Ты посмотри: они же всё троллейбусное движение в городе парализовали. Это еще хорошо, что перекрыли в десять, а если бы раньше, когда народ на работу едет?
После распада России журналист Владимир Лузгин, хорошо знакомый читателю по трилогии «Слой», оказывается в Западносибирской зоне коллективной ответственности. Ее контролируют войска ООН. Чеченские моджахеды воюют против ооновцев. Сибирские мятежники — против чеченцев, ооновцев и федералов. В благополучной Москве никто даже не подозревает об истинном положении вещей. В этой гражданской смуте пытается разобраться Лузгин, волею журналистской судьбы оказавшийся в зоне боевых действий. Помалу он поневоле начинает сочувствовать тем, кого еще недавно считал врагом.Присущие авторуострое чувство современности, жесткий и трезвый взгляд роднят остросюжетный роман Виктора Строгалыцикова с антиутопиями Джорджа Оруэлла и Олдоса Хаксли.
Пожалуй, каждый, кто служил в армии, скажет, что роман Виктора Строгальщикова автобиографичен – очень уж незаемными, узнаваемыми, личными подробностями «тягот и лишений воинской службы» (цитата из Строевого устава) наполнена каждая страница этого солдатского монолога. Но в частной судьбе ефрейтора Кротова удивительным образом прочитывается и биография всей распавшейся страны, которой он сорок лет назад служил далеко за ее границами, и судьба ее армии. И главное, причины того, почему все попытки реформировать армию встречают по сей день такое ожесточенное сопротивление.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Полная версия нового романа Букеровского номинанта, победителя Первого открытого литературного конкурса «Российский сюжет».Главный герой, знакомый читателям по предыдущим книгам журналист Лузгин, волею прихоти и обстоятельств вначале попадает на мятежный юг Сибири, а затем в один из вполне узнаваемых северных городов, где добываемая нефть пахнет не только огромными деньгами, но и смертью, и предательством.Как жить и поступать не самому плохому человеку, если он начал понимать, что знает «слишком много»?Некие фантастические допущения, которые позволяет себе автор, совсем не кажутся таковыми в свете последних мировых и российских событий и лишь оттеняют предельную реалистичность книги, чью первую часть, публиковавшуюся ранее, пресса уже нарекла «энциклопедией русских страхов».
В последнем романе трилогии читатели вновь встретятся с полюбившимися героями – Лузгиным, Кротовым, Снисаренко... События происходят сегодня. Они узнаваемы. Но не только на этом держится нить повествования автора.Для массового читателя.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.