Слой 3 - [32]

– Ух ты! – сказал пикетчик, увидев пачку «Мальборо». – Можно две? А то этих... с одной не накуришься.

– Да хоть три, – сказал Лузгин, и пикетчик взял три. Он был очень похож на актера Леонова, только жестче лицом и немного повыше.

«Интеллигент» бродил по рельсам, уговаривая лишних спуститься вниз – только дежурная смена пикетчиков, никакой случайной самодеятельности. Оба «икаруса» уже дымили дизелями, и в затемненных окнах автобусных салонов виднелись отдельные силуэты вернувшихся туда отпускников. Чей-то «уазик» с кожаным верхом скакал по песчаной дороге в сторону города. «Поехали докладывать», – решил Лузгин. Пикетчик докури вал «мальборину», каждый раз после затяжки оценивая взглядом остаток. Мальчик Мальцев за спинами милиционеров брад у кого-то интервью и солидно кивал собеседнику. Эта дурная репортерская привычка – кивать каждому слову «выступающего», как бы поощряя его к продолжению разговора, – была известна Лузги ну, и он сам страдал ею и избавился с диким трудом, когда вдруг понял, что кивковый репортерский «одомбрямс» лишает сюжет обязательной для журналиста беспристрастности. Вот мальчик Мальцев кивает сейчас ликуюшему забастовщику, а минутой раньше, наверняка, понимающе кивал рассерженному отпускнику. Вот они, прелести славной профессии...

– Идут, – вдруг произнес пикетчик и разжал пальцы, роняя окурок. – Идут, голубчики...

Лузгин обернулся. От поезда по шпалам шагали трое в просторных болоньевых куртках – двое в кепках, один «босиком». Расстояние между шпалами короче нормального человеческого шага – Лузгин это сам испытал, снимая в юности сюжеты про путейцев, – а потому все трое как бы прихрамывали на каждом втором шаге, попадая ногой на пониженный щебень отсыпки.

– В разговоры не вступать, – скомандовал интеллигентный пикетчик. – Соблюдать порядок. А вы, товарищ, спуститесь вниз, здесь вам не место, – добавил он, ткнув пальцем в Лузгина.

Пожав плечами, Лузгин съехал под откос, скользя подошвами на манер горнолыжника. Трое с поезда подошли вплотную к пикету и молча разглядывали картину. Потом тот, что без кепки, сплюнул под ноги и сказал, именно сказал, а не спросил:

– Чего расселись.

– Это пикет. Мы бастуем. Мы требуем погасить долги по зарплате. Мы понимаем, что создаем неудобство, что...

– Я тебя про зарплату не спрашиваю, – сказал «интеллигенту» человек с поезда. – Я тебе говорю: чего расселись. Угрёбывайте отсюда к единой матери.

– Да ты кто такой? – заорал второй пикетчик. – Сам, блин, садись в свой поезд и угрёбывай.

– Спокойно, товарищи, – «интеллигент» придержал рукой напарника. – Давайте побеседуем спокойно.

– Щас мы с вами побеседуем, – улыбнулся один из тех, что был в кепке. – Нас там двести человек вахтовиков. Мы сейчас выйдем и так вас отметелим...

– Милиция не позволит! – крикнули из кучки сидящих на рельсах и шпалах.

– А мы и милицию отметелим, – громче обычного выкрикнул «кепочник», и Лузгин вдруг увидел, что менты на откосе разом шагнули назад.

– С нами депутат областной Думы, – весомым голосом сказал «интеллигент».

– Что? Депутат? – «Кепочник» с видом охотника огляделся вокруг. – Я эту падлу первой отметелю. Где депутат? Хочу видеть депутата! Ты депутат? – «Кепочник» вперился веселыми глазами в Лузгина, и тот замотал головой. – Тото, – погрозил ему «кепочник», – если узнаю, что соврал...

– Даю пять минут. – Человек с поезда провел рукой по волосам, будто стряхивал чего-то. – Чтобы через пять минут ни одной звезды на рельсах.

– Где же ваша рабочая солидарность? – произнес «интеллигент» с последней надеждой в голосе, и Лузгину стало стыдно от безнадежности и бессмысленности сказанного.

– Пять минут! – повторил человек с поезда и показал на растопыренных пальцах. – Мы проедем – делайте что хотите. Хоть рельсы ломайте – нам по херу.

Лузгин глянул вправо и увидел, что оператор снимает происходящее с гребня откоса, метров с шести, а мальчик Мальцев изо всех сил тянет вперед руку с микрофоном, и два милиционера держат его за плечи.

Когда он снова повернулся к насыпи, трое с поезда уже шли обратно: двое по шпалам, все гак же прихрамывая, и один по левому рельсу, балансируя длинными руками. Подойдя к тепловозу, один за другим они влезли в кабину, рывками цепляясь за поручни, исчезли там и не появлялись, на взгляд Лузгина, страшно долго, и все вокруг смотрели на замерший и внешне безлюдный состав, как завороженные, молча, только щебень скрипел под ногами, и два раза бибикнул «икарус». Потом двое в кепках спустились на рельсы и снова пошли на пикетчиков; тепловоз пыхнул дымом и выдал гудок, от которого двое подпрыгнули, а один помахал кулаком машинисту. Поезд дернулся, лязг вагонных сцепок прокатился, затихая, по составу. Двое шли, не оглядываясь, сунув руки в карманы своих заношенных курток.

– Вот же глядь, – сказал второй пикетчик. – Придется пропустить мужиков. Лично я с вахтовиками махаться не желаю... Маня! –крикнул он в сторону людей у армейской палатки. – У тебя там пожрать не осталось?

Когда состав миновал недавнее место пикета, двое в кепках, семеня вдоль рельсов и примериваясь, запрыгнули по очереди на тепловозную лесенку и исчезли в кабине, а тот, веселый, помахал на прощание кепочкой. Лузгин полез из ямы по откосу, и ближний мент хотел было подать ему руку, но передумал и отвернулся, словно его тут и не было вовсе.