Слово о сыне - [17]

Шрифт
Интервал

Алексей Иванович после окончания войны остался работать в Гжатске. В городе присмотрелись, что он на все руки мастер, пригласили плотничать в квартирно-эксплуатационную часть. Решили мы с ним дом в город перевезти. Пока по старой военной привычке оборудовали на выделенном участке на окраине Ленинградской улицы маленький домик.

Более двадцати лет была я к тому времени замужем за Алексеем Ивановичем, но вот начинал он новое дело, к которому, кажется, подступиться невозможно, и я невольно любовалась им, как, бывало, в молодости: до чего ж у него все складно да ловко получалось! Так и с переездом на новое место. Решили перебираться, я похолодела: сколько забот, трудов, мороки! Подумать боязно: с насиженного места стронуться! Алексей Иванович успокаивает:

— Нюра, это только кажется, что трудно. Одолеем! — Стал перечислять: — Яму под фундамент да под печь в начале лета выкопаем, а уж там дела пойдут. Фундамент в Гжатске сложим. Избу клушинскую разберем, пронумеруем все бревнышки, собрать — проще простого. Не один дом чужим строил. Никто, сама знаешь, не жаловался. Себе неужто не сделаю? Балки в доме крепкие, полы не гнилые, крышу подлатаем. Чего же ты, Нюра, боишься, я же все эти работы, считай, с закрытыми глазами могу сработать. Так говорю?

Не спорю. Успокаивать успокаивал, но заметила: сам готовился загодя, осмотрительно, непоспешно. Видно, крепко спланировал, какую работу за которой выполнять. Юра с Бориской ему помогали по-взрослому. Землю копали, раствор месили, песок таскали, глину мяли, кирпичи подавали.

Вечером собиралась наша семья за ужином. Алексей Иванович говорил:

— Ну, мать, давай-ка нам, мужикам, поесть.

Однажды весенним вечером глянула я в окошко, вижу — идет к нам девушка. Еще и сообразить не смогла, кто же это пожаловал, а сердце застучало радостно. Девушка уверенно толкнула дверь — вошла: Зоечка! Бросилась я к ней, от радости слезы льются, всю-то ее потрогать хочу: живая, целая, невредимая. Потом отстранилась, чтобы получше рассмотреть, а у нее у самой все лицо мокрое. Ребята за столом сидели, уроки готовили. Смотрю, Юры нету. А он вмиг за печку бросился, где на плечиках его школьная одежда висела, оделся, даже галстук повязал. И вот он тут как тут стоит принаряженный. Хотел, значит, своей сестре-наставнице во всей красе показаться, похвастаться, что уже и в пионеры принят. Зоя глядит на них, глаза сияют.

— Неужели Юрка так вырос?! А Бориска-то взрослый стал! Отец...

Смотрю на Алексея Ивановича, он просто помолодел от счастья. Но, чтоб слез не заметили, отвернулся, сглотнул комок, говорит:

— Вот и еще подмога прибыла. Теперь и вовсе легко будет с переездом.

Усадили мы Зою за ужин, а ей есть некогда, все рассказывает, как воевала, как потом лошадей из их ветеринарного госпиталя отправляли в колхозы и совхозы, что по дороге домой видела. Засиделись за полночь. Ту ночь я впервые с начала войны спала спокойно.

Дом в Гжатске был таким же, как и в Клушине: в три небольшие комнатки, с вместительной кладовкой, с погребом, пристроенным скотным двором. Нам, сельским жителям, даже и в голову не приходило, что можно в хозяйстве обойтись без коровы, кур, поросенка или без собственной картошки, овощей, яблок. Долгими десятилетиями складывалась наша крестьянская психология, наше понимание: крестьянин не должен (не может!) нахлебником у общества быть.

В Гжатске Юра пошел учиться в третий класс, а Бориска — во второй.

Отвела я Юру в школу при педагогическом училище, называлась она базовой. Учительница Юрина — Нина Васильевна Лебедева — мне очень понравилась. Была она совсем молоденькой, лицо у нее было доброе, приветливое. Ребята ее любили. Это сразу же замечаешь. О любимом учителе ребята постоянно говорят, на него ссылаются. Вот Юра часто повторял: «Нина Васильевна сказала, Нина Васильевна объяснила, Нина Васильевна рассказала...»

Рассказывала она им много и о многом. Как-то ра прямо с порога поспешил поделиться: «Мама! Я учусь в историческом доме».

Оказывается, базовая школа располагалась в доме, принадлежавшем когда-то купцу Церевитинову. Именно сюда был приглашен гжатчанами Кутузов, когда он, назначенный главнокомандующим, ехал через Гжатск к войску в Царево-Займище. В войну 1812 года принял на себя наш смоленский край немало ударов, как немало и славных страниц вписал он в историю Отечественной войны. Тут, под Гжатском, начал действовать партизанский отряд Дениса Давыдова, партизанские отряды крестьян, которые немало досаждали французам. В отместку наполеоновские войска сожгли Гжатск и окрестные селения.

Но более всего Юре запали в душу рассказы учительницы о Владимире Ильиче Ленине, о его детстве, семье, родителях, старшем брате, о ленинской справедливости и доброте, которые формировались еще в детские годы. Помню, как однажды Юра сообщил: «Нина Васильевна читала книжку о детских годах Володи Ульянова, там была фотография табеля с отметками. Сплошные пятерки».

Юра и до того дня занимался хорошо, тут стал особенно стараться. Пока все-все на дом заданное не выполнит, спать не ложится. Тетрадки у него были аккуратные. Учебников тогда было мало, выдавался один на несколько человек. Юра других ребят приучал обращаться с книгами бережно. Учебники их были заботливо обернуты в газеты, красиво подписаны.


Рекомендуем почитать
И всегда — человеком…

В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.


Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.