Слово о сыне - [15]
Я разыскала на чердаке Юрин портфельчик. А положить в него было нечего: букварь и другие учебники пошли на растопку у гитлеровцев, ни одной тетради не осталось. Но ученик есть ученик, должен быть с портфелем. Проводили мы Юру на уроки с пустой сумкой.
Вернулся он возбужденный, стал делиться впечатлениями. Учебников в классе не было, но командир полка передал Ксении Герасимовне Боевой устав пехоты. По нему-то и овладевали грамотой. В одной комнате располагалось по два класса: сначала первый и третий. Заканчивались у них занятия — начинали учиться второй и четвертый. Ксения Герасимовна сразу же дала задание: набрать гильз, чтобы по ним учиться счету, поискать в домах бумагу. Любой клочок был необходим, каждому листику радовались.
Многого в школе не хватало. Даже так скажу: ничего не было. А учила Ксения Герасимовна ребят хорошо. Да и воспитывала по-настоящему, по-советски. В школе (в доме Клюквиной) даже самодеятельность была. Помню, учил Юра стихотворение (автора его я не знаю)[1], декламировал его с большим чувством. Оно и мне запомнилось:
Потом в стихотворении говорилось, что комсомольца казнили, облив его водой, он заледенел, но не сдался:
Это стихотворение Юра читал не раз. Уже потом, когда мы переехали в Гжатск, он его декламировал на школьном вечере самодеятельности. Читал его как клятву, как солдат присягу произносит.
Юра сразу учиться стал старательно, все задания выполнял. Немалое значение имело и то, что он понимал: учительнице нелегко приходится одной обучать ребят четырех классов, да еще нет учебников, никаких школьных пособий. Юра всегда был добрым, отзывчивым. Вот он и стремился не расстраивать учительницу, и мне поменьше доставлять беспокойства. Ведь в семье у нас жила тревога за судьбу Валентина и Зои. Каждый из нас, Гагариных, сдерживал себя. Алексей Иванович, Юра, Бориска старались не говорить о горе. Да и я дома держалась. Только по дороге на ферму, в поле, когда вокруг никого не было, давала волю слезам.
Через несколько месяцев после освобождения пришла похоронка на моего младшего брата Николая. Он погиб в то время, когда мы были в оккупации, погиб, отвоевывая у врага родную землю. А вскоре пришла другая горестная весть из его семьи, из села Затворова. Подорвался на мине его сынишка, его тоже звали Коля, был он на два года помладше Зои.
Побежала я в Затворово. Хоронили его все оставшиеся в селе жители. Как же все горевали! Страшно, когда умирают дети! Дедушка не дал отнести его на кладбище, схоронил в саду, под окнами избы. Стояла я у могилы, сердце закаменело от горести. Разные мысли всплывали. Говорят, что война своей костлявой, смертельной рукой коснулась каждой советской семьи. Это правда. Подумалось, что у нас-то погубила целый род, никто уж не носит на земле фамилии отца моего Тимофея Матвеевича, путиловского рабочего.
У Сергея, старшего брата, семьи не было, меньший — Николай — погиб, а тут и Колю хороним.
Есть такое выражение: глаза все повыплакала. Оказывается, оно-то буквальное. Скоро я стала замечать, что у меня с глазами творится что-то неладное.
Обычно женщины наши просили меня читать газеты, журналы, которые доставляли к нам на ферму, в бригады. Говорили:
— У тебя, Нюра, лучше всех получается, ты с выражением читаешь.
Через месяц-другой после освобождения приметила я, что буквы на газетной странице как-то подергиваются, потом и другие предметы стали мелко подрагивать...
Болезнь успокоилась, лишь когда пришли известия о старших. Первое письмо было из Дорогобужа. Неизвестная женщина переслала Зоину записочку. Женщина писала, что в ее хате немцы расположили группу наших советских девушек, которых гнали на запад, что девушки все держатся стойко, все вместе.
Однажды летом сорок третьего поздним вечером раздался в окно стук. Выглянула — две женщины стоят, на столбик крыльца оперлись, чувствуется, устали. Много тогда людей бродило, что без крова остались. Пошла открывать, а сама прикидываю: уложить уложу, а чем накормить-то?
Открыла, а они мне:
— Нюра! Живая!
Гляжу: сестра Мария и тетя моя — Надежда Егоровна. Были они с начала войны в эвакуации, в сорок третьем вернулись с семьями в Москву. Как узнали, что Гжатск освобожден, решили пробраться, родных поискать. Долго сидели, разговоры разговаривали. Тяжелое было время. Война. Мужья их были на фронте. Каждый день жди: минует — не минует... Неизвестно ничего было о нашей младшей сестре Ольге: осталась она с детишками «под немцем» в Брянске. Вестей не было никаких. Я поделилась своим горем. Поплакали мы все вместе. Утром они в обратный путь собрались. Отдала я им мешочек сухарей, что держала на самую-самую крайность. Рассудила: мы у земли, прокормимся, им тяжелее, чем нам. Уж потом, после войны, племянница Надя, дочка Марии, все спрашивала:
«Великого князя не любили, он не был злой человек, но в нём было всё то, что русская натура ненавидит в немце — грубое простодушие, вульгарный тон, педантизм и высокомерное самодовольство — доходившее до презрения всего русского. Елизавета, бывшая сама вечно навеселе, не могла ему однако простить, что он всякий вечер был пьян; Разумовский — что он хотел Гудовича сделать гетманом; Панин за его фельдфебельские манеры; гвардия за то, что он ей предпочитал своих гольштинских солдат; дамы за то, что он вместе с ними приглашал на свои пиры актрис, всяких немок; духовенство ненавидело его за его явное презрение к восточной церкви».Издание 1903 года, текст приведен к современной орфографии.
В 1783, в Европе возгорелась война между Турцией и Россией. Граф Рожер тайно уехал из Франции и через несколько месяцев прибыл в Елисаветград, к принцу де Линь, который был тогда комиссаром Венского двора при русской армии. Князь де Линь принял его весьма ласково и помог ему вступить в русскую службу. После весьма удачного исполнения первого поручения, данного ему князем Нассау-Зигеном, граф Дама получил от императрицы Екатерины II Георгиевский крест и золотую шпагу с надписью «За храбрость».При осаде Очакова он был адъютантом князя Потёмкина; по окончании кампании, приехал в Санкт-Петербург, был представлен императрице и награждён чином полковника, в котором снова был в кампании 1789 года, кончившейся взятием Бендер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.