Слово о полку Игореве — подделка тысячелетия - [21]

с другой.

Безусловно, такая перестановка делает текст «Зачина» логически более последовательным, когда следствие не опережает причину, и грамматически более правильным, но при этом утрачивается понимание замысла автора, убеждающего нас, что затмение застало миссию князя в самом ее начале. А коль скоро так, то можно за основу безоговорочно принять утверждение автора Ипатьевской летописи, которая повествует: «…Игорь Святославич, внук Олегов, выступил из Новгорода месяца апреля в двадцать третий день, во вторник, позвав с собой брата Всеволода из Трубчевска, и Святослава Ольговича, племянника своего, из Рыльска, и Владимира, сына своего, из Путивля. И у Ярослава попросил на помощь Ольстина Олексича, Прохорова внука, с ковуями черниговскими. И так двинулись они медленно на раскормленных конях, собирая войско свое. Когда подходили они к реке Донцу в вечерний час, Игорь, взглянув на небо, увидел, что солнце стоит, словно месяц. И сказал боярам своим и дружине своей: «Видите ли? Что значит знамение это?». Они же все посмотрели, и увидели, и понурили головы, и сказали мужи: «Князь наш! Не сулит нам добра это знамение!». Игорь же отвечал: «Братья и дружина! Тайны божественной никто не ведает, а знамение творит бог, как и весь мир свой. А что нам дарует бог – на благо или на горе нам, – это мы увидим».

И сказав так, переправился через Донец, и пришел к Осколу, и ждал там два дня брата своего Всеволода: тот шел другой дорогой из Курска[93]. Итак, Ипатьевская летопись убеждает нас, что поход Игоря начался 23 апреля 1185 года во вторник. Поход был приурочен ко дню ангела, то есть ко дню рождения Георгия Победоносца, поскольку при крещении Игорь получил имя Георгий. Так ли это было на самом деле и стоит ли безоговорочно принимать указанную дату в качестве отправной точки для начала похода? Сомнительно уже потому, что Лаврентьевская летопись называет иную дату – 13 апреля. Чтобы примирить летописцев этих документов, исследователи прибегают к «неопровержимому» аргументу: виноват переписчик, перепутав единицу с двойкой, тем более что в летописной литературе цифры обозначались буквами. Ссылки на невнимательных, а порой малограмотных переписчиков стали в руках исследователей, переводчиков, реконструкторов и просто любителей древнерусского летописного наследия прямо-таки рабочим инструментом, с помощью которого можно все что угодно доказать или опровергнуть. Но вот мы представим себе ситуацию, когда никаких летописей еще нет, а автор повести доподлинно знает хронологию событий, связанных с бесславным походом князя Игоря, и воспроизводит их в своем сочинении именно так, как оно было в действительности.

Обратимся вновь к тем строфам «Зачина», вернув «вклинившуюся» строфу на ее «законное» место:

Почнемъ же, братие, повѣсть сию

отъ стараго Владимера до нынѣшняго Игоря,

иже истягну умь крѣпостию своею

и поостри сердца своего мужествомъ;

наплънився ратнаго духа,

наведе своя храбрыя плъкы

на землю Половѣцкую,

на землю Руськую.

О Бояне, соловию стараго времени!

Абы ты сиа плъкы ущекоталъ,

скача, славию, по мыслену древу,

летая умомъ подъ облакы,

свивая славы оба полы сего времени,

рища въ тропу Трояню

чресъ поля на горы!

Пѣти было пѣснь Игореви,

того внуку:

«Не буря соколы занесе

чрезъ поля широкая —

галици стады бѣжать

къ Дону великому».

Чи ли въспѣти было,

вѣщей Бояне,

Велесовь внуче:

«Комони ржуть за Сулою —

звенить слава въ Кыевѣ;

трубы трубять въ Новѣградѣ —

стоять стязи въ Путивлѣ!»

Игорь ждетъ мила брата Всеволода.

И рече ему буй туръ Всеволодъ:

«Одинъ братъ,

одинъ свѣтъ свѣтлый —

ты, Игорю!

оба есвѣ Святъславличя!

Сѣдлай, брате,

свои бръзыи комони,

а мои ти готови,

осѣдлани у Курьска напереди.

А мои ти куряни свѣдоми къмети:

подъ трубами повити,

подъ шеломы възлѣлѣяны,

конець копия въскръмлени;

пути имъ вѣдоми,

яругы имъ знаеми,

луци у нихъ напряжени,

тули отворени,

сабли изъострени;

сами скачють, акы сѣрыи влъци въ полѣ,

ищучи себе чти, а князю славѣ».

Тогда Игорь възрѣ

на свѣтлое солнце

и видѣ отъ него тьмою

вся своя воя прикрыты.

И рече Игорь

къ дружинѣ своей:

«Братие и дружино!

Луце жъ бы потяту быти,

неже полонену быти;

а всядемъ, братие,

на свои бръзыя комони,

да позримъ

синего Дону».

Спалъ князю умь

похоти

и жалость ему знамение заступи

искусити Дону великаго.

«Хощу бо, – рече, – копие приломити

конець поля Половецкаго;

съ вами, русици, хощу главу свою приложити,

а любо испити шеломомь Дону».

Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень

и поѣха по чистому полю.

Солнце ему тъмою путь заступаше;

нощь стонущи ему грозою птичь убуди;

свистъ звѣринъ въста,

збися дивъ —

кличетъ връху древа,

велитъ послушати – земли незнаемѣ,

Влъзѣ,

и Поморию,

и Посулию,

и Сурожу,

и Корсуню,

и тебѣ, Тьмутороканьский блъванъ!

А половци неготовами дорогами

побѣгоша къ Дону великому:

крычатъ тѣлѣгы полунощы,

рци, лебеди роспущени.

Игорь къ Дону вои ведетъ!

Как видим, в авторской редакции последовательность событий перед началом похода следующая:

– автор повести трактует цель похода князя Игоря «… за землю Русскую»;

– после того как автор повести словами двух Боянов обрисовывает предпоходную ситуацию в трех городах (Киеве, Новгороде-Северском и Путивле), «