Слово о полку Игореве — подделка тысячелетия - [130]

Любая крестьянская семья мечтала и, как правило, воплощала эту мечту в реальную действительность – иметь трех сыновей: одного для Бога (частая смертность младенцев); другого для Царя (долгосрочная служба в армии); третьего для себя, то есть фактически для продления рода. А ежели выживали все трое, то они становились героями народного эпоса, каждый из них наделялся характерными поведенческими качествами, например, как у А. С. Пушкина в «Коньке-Горбунке»:

У крестьянина три сына:

Старший умный был детина,

Средний сын и так и сяк,

Младший вовсе был дурак[479].

Какими высокими чувствами любви к своим детям, оптимизма об их будущем и неиссякаемым юмором обладал русский народ, называя «дураком» самого умного и удачливого по жизни младшего сына?

Вполне закономерно, что притчи о трех братьях, трех героях (или антигероях), «Троице» и «Трое» из народного эпоса переместились в литературу. Вот уже княгиня Ярославна в «Слове о полку Игореве» в своем плаче взывает к трем стихиям: ветру, Днепру и Солнцу. А вот уже у А. С. Пушкина: «Три девицы под окном // пряли поздно вечерком» в «Сказке о Царе Салтане…». У него же в «Руслане и Людмиле» на свадьбе Руслана и Людмилы:

Сидят три витязя младыя;

Безмолвны за ковшом пустым,

……………………………………

Не слышат вещего Бояна;

Потупили смущенный взгляд;

То три соперника Руслана;

В душе несчастные таят

Любви и ненависти яд.

(Рогдай – воитель смелый, Фарлаф – крикун надменный, хазарский хан Ратмир. – А. К.)

Все трое бледны и угрюмы,

И пир веселый им не в пир[480].

Удивительно, но случилось так, что также как над созданием «Слова о полку Игореве», так и над доработкой его первоначального текста «под древность», а также над подготовкой к печати его окончательного текста «трудились» всякий раз «Три богатыря», соответственно: В. К. Тредиаковский, И. Быковский, А. И. Мусин-Пушкин; А. И. Мусин-Пушкин, И. Н. Болтин, И. П. Елагин; А. И. Мусин-Пушкин, А. Ф. Малиновский, Н. Н. Бантыш-Каменский. Во всех трех «троицах» («Троянах») участвует «серый волк», поистине «серый кардинал» – граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин. Недаром великий «скептик» Андре Мазон интуитивно «угадал» в нем одного из соавторов «Слова о полку Игореве». Еще ближе к истине подошел великий советский ученый-историк Александр Александрович Зимин, можно сказать, чисто математически «вычисливший» второго члена «Троицы» («Трояна») – «сизого орла» – Иоиля Быковского. Справедливости ради мы просто обязаны назвать имя «пророка в своем отечестве», впервые «вычислившего» «соловья старого времени» – Владимира Михайловича Богданова, который уму непостижимым методом впервые за всю более чем 200-летнюю историю «словистики» назвал имя автора «Слова о полку Игореве» Василия Кирилловича Тредиаковского[481]. Таким образом, сформирована еще одна «троица» – первооткрывателей «Трояна»: Андре Мазон, А. А. Зимин и В. М. Богданов.

Но не только цифра 3 занимает в русской народной речи особое место, столь же эпический оттенок несет на себе цифра «семь», видимо, со времен сотворения мира Создателем, завершившим свою работу за семь дней. Цифра «семь» прочно вошла в многочисленный арсенал русских пословиц, поговорок («Семь пятниц на неделе», «Семь раз отмерь – один раз отрежь»; «У семи нянек дитя без глазу» и т. д. – нам удалось насчитать свыше двадцати подобных искорок народного творчества). Как и следовало ожидать, и эта цифра «перекочевала» из фольклора в литературу, прежде всего в сказки: «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» (А. С. Пушкин, куда же без него?); «Волк и семеро козлят»; отразилось в названиях советских фильмов: «Семеро смелых»; «На семи ветрах», «Семь невест ефрейтора Збруева» и т. п. Цифрой семь, как несмываемым клеймом, помечены самые мрачные периоды «смутных времен»: «Семибоярщина» – начало 17го века; «Семибанкирщина» – начало 90-х годов 20-го века.

В «Слове о полку Игореве» семерка просто обязана была появиться, она и появилась в нужное время и в нужном месте. Речь идет о мятежном полоцком князе Всеславе Брячиславиче – внуке Изяслава Владимировича, сына Владимира Святославича («Крестителя») и Рогнеды. Этому персонажу в «Слове» посвящен довольно пространный фрагмент, который некоторые исследователи считали самостоятельным произведением, – «Песнь о Всеславе», – лишь впоследствии включенным в состав «Слова». После братоубийственной битвы на р. Немиге «…Немизѣ кровави брезѣ не бологомъ бяхуть посѣяни, посѣян и костьми Рускихъ сыновь», Всеслав оказался вместе с двумя своими сыновьями в плену у киевского князя Изяслава Ярославича, будучи посаженным в «поруб» (темницу). Когда в 1068 году в Киеве вспыхнул мятеж горожан против князя Изяслава, Всеслав Брячеславич был освобожден мятежниками и «посажен» на киевский престол 15 сентября 1068 года. Прокняжив 7 месяцев, Всеслав был свергнут в апреле 1069 года и вновь возвратился в Полоцк. Именно с овладения киевским столом начинается в «Слове» пассаж о Всеславе Брячиславиче: «На седьмомъ вѣцѣ Трояни, връже Всеслав жребій о дѣвицю себѣ любу. Тъй клюками подпръся о кони, и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружіемъ злата стола кіевскаго»