Слово – история – культура - [15]

Эта тайна приоткрывалась, если рядом с загадочным «Фетом» поставить другую фамилию – ту, которую этот же человек носил несколько лет назад: Шеншин. Автором стихотворения «Я пришёл к тебе с приветом» был Афанасий Шеншин-Фет, выросший в семье мценского помещика Афанасия Неофитовича Шеншина, в его усадьбе Новосёлки.

… В сентябре 1820 года дворня Новосёлок встречала своего барина, который отсутствовал почти целый год: ездил лечиться на воды в Германию. Отставной гвардеец, 44-летний Шеншин вернулся не один: он привёз с собой жену – 22-летнюю Шарлотту Фёт, которая бросила в Германии, в Дармштадте, своего мужа Иоганна Фёта, дочь Каролину, старика отца Карла Беккера, всё принеся в жертву своей страсти. Вскоре после приезда Шеншина с Шарлоттой в Новосёлки и появился на свет младенец Афанасий; точная дата его рождения неизвестна (варианты: 29 октября; 23 ноября; 29 ноября). Но это лишь малая часть той «тайны происхождения», которая стала жизненной драмой этого человека. Главное же в том, что А. Шеншин явно не был его отцом, но и И. Фёт не считал его своим сыном (это явствует из переписки Шеншиных и Беккеров, разысканной уже в наше время Г. Блоком). Ребёнок Шарлотты Фёт, родившийся осенью 1820 года в Новосёлках, был записан в метрических документах сыном Шеншина; этот подлог каким-то образом всплыл в 1834 году, последовал официальный запрос о рождении Афанасия и о браке его родителей – и тут жизнь мальчика испытала катастрофическое «превращение». Прожив четырнадцать лет в Новосёлках и считаясь «несомненным Афанасием Шеншиным», он вдруг был отвезён в далёкий лифляндский городишко Верро, помещён в частный пансион немца Крюммера и вскоре поставлен в известность, что ему следует отныне именоваться «гессендармштадтским подданным А. Фётом». Эта «честная фамилия» немецкого мещанина (права на которую для Афанасия с большим трудом добились его мать и Афанасий Неофитович у дармштадтских родственников) спасала мальчика от позорного клейма «незаконнорождённого», которое отбросило бы его на самое дно общества и навсегда закрыло перед ним все пути в жизни; но вместе с тем эта короткая фамилия, такая «мягкая» (Фёт – по-немецки «жирный»), принесла её новому владельцу «жесточайшие нравственные пытки», подготовившие в его душе почву для того неискоренимого пессимизма, которым впоследствии так отличались убеждения этого человека.

Оторванный от семьи, потерявший свою фамилию, отлучённый от дома (его не брали в Новосёлки даже на летние каникулы), одинокий Афанасий рос в чужом городе, чувствуя себя «собакой, потерявшей хозяина». Нетрудно представить, куда уносились мысли и чувства пятнадцатилетнего изгоя: однажды, оказавшись на верховой прогулке у лифляндской границы, он за пограничным мостиком соскочил с лошади и бросился целовать русскую землю. Где-то там, за тысячи вёрст, были Новосёлки – его усадебная колыбель, единственная отрада его души…

Но уже готовилась и иная отрада для этой души: в глубине своего существа юный Афанасий чувствовал рождение того света, который вскоре станет его торжеством в борьбе с жизненным мраком: «В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность…». Это подавал голос никому ещё не ведомый творческий дар, это просилась к жизни поэзия. Но прежде чем эти тайные цветы появились, Афанасий должен был пережить новую перемену, столь же неожиданную, как и первая, но несравненно более радостную: по воле Шеншина он сменил Лифляндию на Россию, Верро – на Москву, пансион Крюммера – на пансион профессора Московского университета Погодина. Осенью 1838 года погодинский пансионер становится студентом университета, и в это же время происходят два события, которые и обозначают в его жизни момент «рождения поэта»: восемнадцатилетний Афанасий начал неудержимо писать стихи и познакомился с Аполлоном Григорьевым, тоже студентом университета и тоже горевшим страстью к стихотворству. Вскоре два друга, «Афоня» и «Аполлоша», стали и совсем неразлучны: Афанасий переехал в дом Григорьевых на Малой Полянке в Замоскворечье и поселился в комнатке на антресолях, через стенку от Аполлона. В этом доме друзья готовили к печати первый, «студенческий», сборник стихов Афанасия (который вышел в 1840 году под инициалами «А. Ф.»); в этом же доме были созданы и многие уже зрелые, самобытные стихотворения, которые вскоре стали появляться в журналах под именем «А. Фет». Эта полная подпись впервые появилась в конце 1842 года под стихотворением «Посейдон» в журнале «Отечественные записки»; может быть, следует приписать случаю, ошибке наборщика то, что буква «ё» превратилась в «е», но сама перемена была знаменательной: фамилия «гессен-дарм-штадтского подданного» отныне обращалась как бы в литературный псевдоним русского поэта… И вот в 1843 году в июльском номере журнала «Отечественные записки» читатели нашли стихотворение, в котором можно было равно видеть и «лирический автопортрет», и «поэтическую декларацию» нового поэта: «Я пришёл к тебе с приветом».

В четырёх его строфах, с четырёхкратным повторением глагола «рассказать», Фет как бы во всеуслышание именовал всё то, о чём пришёл он рассказать в русской поэзии; о радостном блеске солнечного утра и страстном трепете молодой, весенней жизни; о жаждущей счастья влюблённой душе и неудержимой песне, готовой слиться с веселием мира. «Подобного лирического весеннего чувства природы мы не знаем во всей русской поэзии!» – воскликнет под впечатлением этого стихотворения критик Василий Боткин, автор одной из лучших статей о творчестве Фета. О «весеннем чувстве» – этой сердцевине фетовского творчества – будет много раз сказано в русской критике; и при этом для обозначения его появится даже устойчивое определение – «благоуханная свежесть».