Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского - [34]
увлекшемуся поисками ног, / не видящему снега (2*, 203)
Роднит бугры блестящий снег над ними (2*, 203)
снег, белей покрывал / тех, что нас занесли (2, 13)
Здесь от снега чисты, воздух секут кусты (2, 13)
Снег, белей покрывал, которыми стан твой кутал (2, 14)
Вот я весь перед тобой, словно пенек из снега (2, 14)
Все свивается в снег и в белизну святую (2, 14)
Просто всего лишь снег (2, 14)
Боже, снегом зачем след ее застилаешь (2, 14)
Так что стоя в снегу, мерзлый ствол обнимая (2, 15)
Здесь я, в снегу, как стебель (2, 17)
Здесь я, в снегу, как заступ (2, 17)
Карр, чивичи-чи… струи / снега ли… карр, чиви… (2, 19)
Холодный ветер снег в сугроб сгребал (2, 20)
Кружится снег. Клубится белый пар (2, 20)
Сто маковок в снегу, / на льду (2, 53)
припомни синеву / снегов Изборска (2, 54)
И колыбель любви / – белее снега (2, 54)
Россыпь следов снега / на холмах (2, 63)
Снег повалил тут, и я застрял (2, 69)
и снег, что Ундине уста занес (2, 72)
Как, скажем, данные дни в снегу (2, 75)
и снег на расстояньи километра (2, 97)
И снег на кровлях, на обозах (2, 97)
Снег, сталкиваясь с крышей (2, 87)
чем быстрый снег их перья мог задеть (2, 102)
пусть летит вплоть до снега, вплоть до смерти (2, 103)
Снег, снег летит, уж больше нет родства (2, 103)
Снег, снег летит, со светом сумрак слит (2, 103)
Снег, снег летит, куда ты мчишься мышь (2, 103)
Уж поздно – снег, пора, чтобы все вы спали (2, 103)
земля поглотит, зимний снег застудит (2, 103)
и снег блестит, как хром (2, 104)
Снег, снег летит, о чем в последний миг (2, 104)
Снег, снег летит. Прощай, скворец в гнезде (2, 105)
Спеши, спеши, смотри: уж снег везде (2, 105)
Снег, снег летит. Вокруг бело, светло (2, 105)
Снег, снег летит, скрывая красных лис (2, 105)
и сны летят со снегом вместе вниз (2, 105)
Снег, снег летит, и хлопья льнут / к ночным путям (2, 105)
Снег, снег летит и глушит каждый звук (2, 105)
Снег, снег летит, и нет ни в ком отваги (2, 105)
Снег, снег летит, и хлопья льнут к «носкам» (2, 105)
Снег, снег летит, и хлопья льнут к трубе (2, 106)
«Столыпин» спит в снегу (2, 106)
Пути в снегу, составы, все в снегу (2, 106)
Состав подгонишь – все блестит, как снег (2, 107)
Снег, снег летит. Куда все скрылось, мать! (2, 110)
исчез под снегом луч (2, 111)
Из снежных житниц снег / летит в поля (2, 111)
От снега стекла становились уже (2, 115)
И от снега до боли / дни бескрайней (2, 121)
Снег сено запорошил (2, 144)
себя вверяет темноте и снегу (2, 147)
далеки от мест, / где вьется снег и замерзают реки (2, 148)
в траве / от шороха кружащегося снега (2, 159)
А это снег. Шумит он? (2, 159)
снег выпал, и нужен кров (2, 163)
Сумерки. Снег. Тишина (2, 174)
Сумерки, снег, наконец, сама / тишина (2, 174)
Снег лежит на вершинах (3, 193)
Разгласит / твой побег / дождь и снег (2, 207)
и вижу – Цинтию, снега (2, 215)
Так долго вместе прожили, что снег / коль выпадет, то думалось (2, 247)
Не в состояньи удержаться снег / на лезвиях и остриях агавы (2, 291)
комнату мою, / засыпанную снегом (2, 296)
Передо мной в снегу / лежало 28 человек (2, 300)
Кругом снега, и в этом есть своя (2, 353)
«кругом снега» проговорил я снова (2, 353)
показав перстом / на тонущий в снегу погост (2, 354)
но странной мысли о побеге снега (2, 366)
не допускает таянья снегов (2, 367)
он видит снег и знает, что умрет (2, 367)
легче к изображенью смерти: снег, толчея колес (2, 360)
он видит снег и знает, что умрет (2, 367)
и снег лежит на чахлой повилике (2, 378)
Леандра, Геро – или снег, что то же (2, 379)
пусть тени на снегу от них (2, 385)
в снегах армянских, медленно ползет (2, 398)
Свой снег, аэропорт и телефоны (2, 418)
Валит снег, не дымят, но трубят (3, 7)
черная вода реки не принимает снега (3, 34)
ограды / так явственно чернели на снегу (3, 37)
Рождество без снега, шаров и ели (3, 45)
Над жнивьем Жемайтии / вьется снег (3, 48)
снег, такси на углу (3, 53)
в городке, занесенном снегом по ручку двери (3, 125)
все отчетливей раздается снег (3, 126)
не отбелишь воздух колючим снегом (3, 129)
в -ском переулке, занесенном снегом, – Флаги / жухнут (3, 161)
цели, / не оставляют следов на снегу (3, 161)
ряды колонн, / забредшие в те снега (3, 175)
Когда снег заметает море и скрип сосны (3, 188)
Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве (3, 192)
перед черной мышью / мины в снегу (3, 193)
Жиром / оживляют скатерть снега (3, 296)
Сухая, сгущенная форма свет – снег – обрекает ольшаник (3, 197)
Зернистый снег сек щеку (2, 338)
И я там был. И я там в снег блевал (2, 339)
громко скрипел, оставляя следы, как снег (3, 244)
Снега битого фарфор (3, 266)
Горы прячут, как снега, / в цвете собственный глагол (3, 268)
ихним снегом на черты / наших лиц обречены (3, 269)
То-то же снег, этот мрамор для бедных (4, 26)
В заметаемой снегом / пещере (4, 43)
Пыль садится на вещи летом, как снег зимой (4, 72)
есть эта тяга вверх: к пыли и к снегу (4, 72)
По колено в снегу, ты возвышался белый (4, 82)
Я вижу не то, во что ты одета, а ровный снег (4, 78)
Но минут в них меньше, чем снега тут (4, 93)
Сильный снег летит с ледяной крупой (4, 93)
Снег идет – идет уж который день (4, 93)
В усыпанном блестками ватном снегу / пылает костер (4, 107)
Снег летит как попало (4, 114)
От составителя и издателяВыбрать из 153 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто. Повторы смущали и самого Бродского, но он их воспринимал как неизбежность жанра интервью. Однако нам представляется, что для читателя повторы представляют немалую ценность, ибо подчеркивают круг идей, которые не оставляли Бродского в покое в течение всей его жизни. Кроме того, чтобы исключить повторы, пришлось бы подвергнуть некоторые интервью своего рода цензуре, что в высшей степени неэтично: все собеседники Бродского вправе рассчитывать, что при перепечатке их интервью не будут изменены.
Жизнеописания Иосифа Бродского не существует, несмотря на вполне закономерный интерес читателей к его личности и судьбе.Книга «Иосиф Бродский глазами современников (1996–2005)» в известной степени восполняет этот пробел в истории культуры XX века.Читатель видит поэта глазами его друзей, переводчиков, издателей из России, США, Англии, Франции, Италии, Польши, Швеции, Израиля. В итоге создается широкая картина жизни Иосифа Бродского в разные периоды. Читатель получает представление о личности одной из самых ярких и загадочных фигур последних десятилетий русской и мировой культуры.Валентина Полухина — профессор Кильского университета (Англия), специалист в области современной русской поэзии, автор ряда работ о творчестве Иосифа Бродского «Joseph Brodsky: A Poet for Our Time» (CUP, 1999), «Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries» (London: Macmilan, 1992) (расширенные русские версии: «Бродский глазами современников» (СПб.: Журнал «Звезда», 1997) и «Словарь тропов Бродского» (совместно с Юлей Пярли; Тарту, 1995))
«Величие Иосифа Бродского как поэта связано с его предположением, что жизнь должна измеряться требованиями искусства, но не наоборот. Эти беседы демонстрируют, что его дружба оказывает равно возвышающее и стимулирующее воздействие на одаренных современников. Бродский возник как своеобразный озонный слой, сам по себе предохраняющий и увеличивающий вероятность поэтической жизни в наше время. Беседы, действительно, исполнены жизни и весомо свидетельствуют о высокой силе Иосифа.»Шеймус Хини, лауреат Нобелевской премии по литературе (1995)
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.