Слова, живущие во времени. Статьи и эссе - [5]

Основой писательского мастерства Борген считал во многом дар повествования, умение постоянно вести беседу с читателем, общаться с ним. Сам Борген был прекрасным рассказчиком и собеседником, всегда находившим контакт со своими слушателями. Он много лет регулярно выступал по радио, радуясь тому, что его слушают в рыбацких поселках и отдаленных хуторах, куда еще не пришло телевидение. «Театр одного актера самого высокого класса», «он буквально завораживает, гипнотизирует публику», «как много значит он для нас, молодежи» — так восторженно отзывались современники о выступлениях Боргена.

Он верил в то, что слова, мысли, высказанные писателем, могут «изменить людей и мир, в котором они живут»[12]. Юхан Борген много писал о словах, о роли слова, о том, как мучительно порой может не хватать слов, о том, что слова стираются и гибнут, о том, что зрительный, экранный образ старается вытеснить слово. О том, что «злоупотребление словом и искажение его природы ведет к девальвации», а значит, и к утрате тех высоких понятий, которые эти слова означают. О пустословии и пустозвонстве. О попытках малоодаренных литераторов сделать из слов то, чем они не являются, и о стремлении «истинных талантов использовать слово во всей полноте его ритмических, смысловых и колористических возможностей» (с. 77 наст. издания).

Сам Борген был признанным стилистом, подлинным мастером слова. Произведения Юхана Боргена, его статьи способны принести глубокое духовное наслаждение, но они требуют внимательного, вдумчивого чтения. Их большое своеобразие и стилистическая изощренность, колкая ирония связаны с тем, что писатель говорит порой о том, что трудно поддается словесному выражению. Он много писал о той заповедной области, которую принято называть психологией творчества. Он пытается запечатлеть сам процесс художественного мышления, рождения творческого образа. Основную роль он отводит воображению, или творческой фантазии, которая всегда основана на опыте, наблюдении, которая отнюдь «не парит, как кажется некоторым, в безвоздушном пространстве». Борген говорит о том, как, подобно распускающейся почке, зреет замысел, о том, что такое момент поэтического вдохновения или «озарения», о том, что цель художника — «человека, охваченного неуемной тягой к познанию соответствия сущности вещей и их формы» — запечатлеть действительность в более ярких истинных картинах, с тем чтобы «активизировать человека, стимулировать его способности и фантазию и тем самым сделать более полноценной дарованную ему жизнь» (с. 117). При этом фантазия, воображение, согласно мнению Боргена, имеют в человеческой жизни и более общий смысл. Он был убежден, что воображение — это неотъемлемая часть бытия человека, его духовной жизни. Согласно мысли Боргена, люди, утратившие воображение, — это чиновники, бюрократы, самодовольные, уверенные в собственной непогрешимости, на словах ратующие за общее благо, а на деле не способные видеть за бумагами и циркулярами живого человека и его страдания. Удивительно при этом, как созвучны рассуждениям Боргена мысли К. Паустовского, которого Борген считал одним из самых замечательных русских советских писателей, а стиль его называл «поэтическим реализмом». «Человеческая мысль без воображения бесплодна, равно как и бесплодно воображение, оторванное от действительности… Но есть одна мысль, которую даже наше могучее воображение не может себе представить. Это исчезновение воображения и, значит, всего, что им вызвано к жизни. Если исчезнет воображение, то человек перестанет быть человеком.

Воображение — великий дар природы. Оно заложено в натуре человека»[13].

Воображение творческое, или фантазия, являлось для Боргена также и критерием подлинно художественного реалистического произведения. Он не признавал авангардистского буквалистского «реализма», захватившего некоторых норвежских писателей, и, отвечая на упреки литераторов младшего поколения в неточности изображения поселка Конгсхавен-Бад в его знаменитой трилогии о Вилфреде Сагене, терпеливо разъяснял, что он писал художественное произведение, а не историю географического пункта. «Я по-прежнему убежден, что вымысел, а не случайные факты реальной жизни создает в литературе истинную художественную реальность», — сказал Борген в одном из своих последних интервью (см. с. 109). С другой стороны, Боргену было чуждо догматическое восприятие реализма, он спорил с теми, кто навешивал на писателей «ярлыки» и тем самым обеднял их художественную сущность или предъявлял к художнику требование ограничить свои художественные средства раз и навсегда определенным арсеналом. Художественный образ, художественное обобщение Борген противопоставляет как авангардистской фотографичности, так и голому вульгарно-социологическому догматизму. Надо при этом иметь в виду, что терминология писателя нередко отличается от принятой у нас, так иногда термин «лирический» стоит там, где мы употребили бы «романтический»; «абстрактный» порой означает обобщенный, отвлеченный от жизненного материала, а под абсурдным понимается парадоксальное («абсурдистской» с этой точки зрения называет Борген норвежскую сказку «Как заяц женился» и пьесу Чехова «Юбилей»). «Писатель не может пренебрегать ничем, что расширяет его видение мира, конечно, если он мастер, а не ремесленник, если он создатель ценностей, а не обыватель, настойчиво высасывающий благополучие из жизни, как жуют американскую жевательную резинку»