Слониха-пациентка - [82]

— Есть способ диагностирования ультразвуком, — сказал я. — Его применяют при обследовании беременных женщин, а в последнее время все чаще — также дельфинов и других животных. Беда лишь в том, что мощности этих машин недостаточно, чтобы генерируемый ими ультразвук мог пройти сквозь такие чудовища, как Фрейя.

Тут лицо Майкла просветлело.

— Так вам нужно мощную ультразвуковую машину? — обрадовался он. — Попытаюсь достать вам Томпсона.

— Томпсона?

— Да, Томпсона. Это такая французская компания по электронике при национальной службе железных дорог. Их военный научно-исследовательский центр находится всего в нескольких милях отсюда, в Софии-Антиполисе, что в Силиконовой долине на юге Франции. Я сведу вас с тамошними учеными!

Надо ли говорить, что это ему блестяще удалось.

Несколько часов спустя мы подъехали к контрольно-пропускному пункту возле Томпсоновского комплекса. После проверки наших паспортов («Англичане? Так вы для нас еще более рискованные посетители, чем даже если бы были русскими!» — сказал офицер безопасности, сделав несколько телефонных звонков.) нас провели по длинным коридорам к двери лаборатории, на которой красовалась надпись красными буквами на французском: «Внимание! Посторонним вход воспрещен!»

— Подождите минуточку, — сказал наш проводник. — Мы должны стереть подсчеты, прежде чем впустим вас. — Когда все глубокомысленные формулы были стерты, мы смогли войти. Тут же представились двум ученым, колдовавшим над армадой мерцающих осциллографов и разных хитроумных электронных причиндалов.

— Месье, — сказал Майкл. — Как вы знаете, мы из аквапарка. У нас проблема, которую, может быть, вы поможете нам решить. Нам нужно заглянуть в грудь косатке. — Он объяснил, в каком состоянии Фрейя и чего мы от них хотим.

Оба ученых мужа внимательно выслушали нас. После того как мы закончили, один из них сказал:

— У нас есть военно-морские ультразвуковые приборы требуемой мощности, но, чтобы сделать то, что вы просите, нам нужно будет поместить косатку, скажем, в Антибской гавани и направить на нее ультразвук с расстояния в километр. Как при поиске подводной лодки. Едва ли это возможно на практике.

— Сколь подробным сможет быть исследование, если мы рискнем опустить ее в гавань на перевязи? — спросил я.

Ученый мягко улыбнулся и сделал типичный галльский жест руками.

— Мы не можем сообщить вам разрешающую способность наших приборов. Это военная тайна. А что касается тела косатки… Кому ведомо?

— Так что вы предлагаете? — спросил я.

— Дайте нам неделю сроку. Мы попробуем модифицировать наши портативные машины и построим специальный образец — конечно же не боящийся воды. Мы привезем его в аквапарк и попробуем прямо на шкуре косатки.

Мы с Майклом были польщены, как ловко удалось нам проникнуть в святая святых Томпсоновской ультразвуковой лаборатории, и я почувствовал надежду, что уж до следующей-то недели Фрейя точно протянет. Мы вернулись в аквапарк, и я отдал распоряжение вводить косатке регулярные инъекции витаминов и анаболических гормонов, прежде чем подвергнуть ее ультразвуковому сканированию.

Неделю спустя я вернулся в Антибу обычным рейсом самолета авиакомпании «Бритиш эруэйз», набитого джентльменами под хмельком, франтоватыми позерами — где кисть, которая изобразила бы их на золотом медальоне? — и типажами из лондонского Сити, все поголовно в шляпах-панамах, в сопровождении своих бледных половин, капризно орущих детей и усталых нянюшек. Фрейя выглядела еще хуже прежнего. Два светила науки из Томпсоновского центра явились пунктуально в назначенный час с фургоном, полным оборудования. Когда они устроились на платформе рядом с госпитальным бассейном, Джон спустил воду так, чтобы косатка легла брюхом на дно. Один из дрессировщиков держал напротив груди косатки специальный прибор форматом с карманную книгу, соединенный длинным кабелем с ультразвуковой машиной. Ученые мужи, два консультанта-радиолога из ближайшей больницы и ваш покорный слуга встали у экрана монитора машины, готовясь снимать все интересное на видео и «Полароидом».

Сканирование началось. Хотя ультразвук не слышен человеческим ушам, сразу стало очевидно, что в некоторых позициях обследование раздражает косатку. Весьма вероятно, она могла слышать надоедливое завывание машины, недоступное для нас. Медленно-медленно, в соответствии с передаваемыми им с командного мостика инструкциями, Джон и его ассистенты двигали прибор вверх и вниз, взад и вперед по грудной клетке пациентки. Мои глаза прилипли к монитору.

Неожиданно во всех этих черных и белых пятнах, полосках, кляксах и покрытых крапинками участках стал читаться смысл. Я мог видеть, мог узнавать изображения. Впервые в истории человеческий глаз смотрел на органы живой косатки. Вот кожа. Вот ворвань. Вот мускулы. Вот клетка ребер. Ниже — содержимое грудной полости, мерцающая серебряная линия, затем темное пространство и, наконец, легкое. Я мог видеть кровеносные сосуды и чуть далее типичную для китообразных диафрагму с ярко выраженными углами, затем печень и далее часть желудка. Тут на наших глазах брызнул блестящий ливень из серебристого конфетти — это естественное сокращение желудка перемещало находившуюся в нем рыбу.