Слон императора - [13]

Прошло совсем немного времени, а я уже встревожился, заметив, что Вало привлекает всеобщее внимание. Он бесцеремонно, с неприкрытым любопытством рассматривал народ, шедший навстречу по дороге. Кое-кто ухмылялся ему в ответ, другие же, встретившись с ним взглядами и разглядев луноподобное неподвижное лицо, отводили глаза и ускоряли шаг. Не обращая внимания на их поведение, Вало оборачивался и долго смотрел в спины людям, с которыми мы уже разминулись.

– Кого-кого, а Вало точно запомнят, – вполголоса сказал Озрик, поравнявшись со мной. – Остается надеяться, что шпионы Оффы не дознались, что мы взяли в путешествие сына Вульфарда. Его будет очень даже просто отыскать.

– Ну, тут уж я ничего не могу поделать, – признался я.

– Вало хотя бы знает, куда и зачем мы едем?

– Я подкараулил одну из его минут просветления и сказал, что король поручил нам купить белых медведей, соколов и единорога. Но не стал рассказывать, куда мы едем.

– Как же он отреагировал?

– Мои слова он воспринял без всякого удивления. Спросил только, сбрасывает ли единорог свой рог каждый год.

– Почему вдруг это могло его заинтересовать?

– Я спросил его об этом, и он совершенно серьезно ответил, что если единорог какую-то часть каждого года ходит без рога, то он – олень особой породы. А если нет, то это, наверно, бык.

Сарацин удивленно вскинул брови:

– Этот парень, хоть и слабоумный, немало знает о животных. Будем надеяться, что он не проболтается по дороге о цели нашего путешествия каким-нибудь чужакам.

– Он избегает чужаков. Наверно, не доверяет им, – заверил я Озрика. – Тем не менее я буду за ним приглядывать.

Мы выехали за пределы города и теперь двигались по пересеченной плавными холмами местности. Тучную землю здесь повсеместно старательно возделывали, и Вало, открыв рот, разглядывал кирпичные дома процветающих крестьян, их крытые черепицей конюшни и хлева, а также амбары, голубятни и фруктовые сады. Судя по всему, прежде он жил с отцом в глубине диких лесов, которые король хранил как свои охотничьи угодья. Подъехав вплотную к Вало, я принялся рассказывать ему о том, что он видел. Вот стадо овец в загоне, окружающем открытый навес. Двое мужчин стригли овец, а их сотоварищи складывали руно в большое корыто для промывки. Чуть позже я объяснил своему спутнику, почему несколько воловьих упряжек пахали землю, хотя, казалось бы, время пахоты давно прошло. Это была новая система земледелия, которую рекомендовали королевские советники. Чтобы повысить плодородие, поле на год оставляли незасеянным и лишь перепахивали, чтобы не было сорняков. Когда мы подъехали к водяной мельнице, сын егеря изумленно уставился на шлепавшие по воде перекладины колеса и вряд ли хоть что-нибудь понял из моего пространного объяснения, что это и зачем. Но мне было необходимо отвлечь его внимание, пока Озрик, ненадолго покинув нас, торговался с мельником насчет мешка овса для наших лошадей.

К полудню сделалось жарко. Пора было устроить привал. Проезжая мимо просторной обветшавшей фермы, я заметил, что в углу двора блестит вода, и, свернув с дороги, повел свой маленький отряд в ограду, чтобы спросить разрешения напоить животных. Тут же из конуры, рыча и громко лая, выскочили два злобных сторожевых пса, крупных, беспородных и опасных с виду. Мы тут же сбились в кучку, даже не помышляя о том, чтобы сойти наземь. Лошади забеспокоились, принялись пятиться и вскидываться. Собаки же со вздыбленными холками и ощеренными зубами носились вокруг и норовили цапнуть какую-нибудь из лошадей за ногу. Пес покрупнее и позлее нацелился было всадить зубы в ногу одного из наших охранников. Тот яростно пнул собаку, выругался, и я уже испугался, что сейчас он достанет припрятанный меч. Немного подождав и удостоверившись в том, что из дома так никто и не выходит, я повернул лошадь и приготовился уводить своих спутников обратно за забор.

Но тут Вало, не проронивший за все утро ни слова, неожиданно нарушил молчание. Я не разобрал толком его слов, но это было нечто вроде команды. Одновременно он перебросил ногу через седло, бросил поводья, соскользнул наземь и прямиком зашагал к разъяренным псам. Я был уверен, что они сейчас набросятся на парня, но он снова что-то выкрикнул, и они попятились. Он же шел дальше, выставив вперед руки, повернутые ладонями вниз, и продолжал говорить, уже почти нормальным тоном. Так он говорил, а яростный лай и рычание понемногу стихали. Вало подошел вплотную к собакам, и шерсть на их загривках улеглась. Когда же, уже возвышаясь над ними, сын Вульфарда жестом указал псам на конуру, из которой они только что вырвались, те молча, с опущенными головами и поджатыми хвостами, потрусили туда.

Даже не оглянувшись на них, Вало вернулся к своей лошади и подобрал брошенные поводья.

– А он не так прост, как кажется, – нехотя проворчал воин, чудом не получивший отметины от собачьих зубов. Собаки же устроились на противоположной стороне двора и, насторожив уши, следили за каждым движением Вало, как будто не замечая всех остальных.

Появившийся вскоре после этого работник позволил нам напоить лошадей, а я, надвинув повязку на глаз, сторговал у него пару хлебов и большой кусок сыра. Развьючив и расседлав лошадей, мы расположились в тени под амбаром и принялись за трапезу.