Виктория снова не сдержала улыбки.
— Новичок, позволь угостить тебя пирогом и бокалом белого вина. — Она бросила на него благодарный взгляд. — Спасибо за приятный вечер. Я давно так здорово не проводила время.
Он тоже. Когда он перестал получать удовольствие от жизни? В колледже они часто устраивали вечеринки и пьяные проказы. Хотя это вряд ли можно считать удовольствием.
После окончания колледжа он какое-то время продолжал встречаться со своими однокашниками. Выпить пивка и провести вечер в каком-нибудь ночном клубе по пятницам было привычным делом. Потом работа стала отнимать у него все больше времени. Друзья отдалились: кто-то переехал в другой город, кто-то предпочел проводить свободное время в кругу семьи. Так Ноа и не заметил, как остался один.
Он вдруг подумал о комнате, которую сдавала Виктория. А что плохого в том, что он останется здесь?
Ненадолго. На пару дней, максимум на неделю, хотя бы для того, чтобы отыграть свои зубочистки.
Ух. Неужели он уверен, что ему не захочется большего?
Он видел, как Виктория отрезала два толстых куска пирога. Эта женщина такая домовитая. Ей наверняка нравится создавать уют в доме, заботиться о родных и близких.
На таких, как она, мужчины обычно женятся, делают их матерью своих детей, хранительницей очага.
— Это тебе. — Она поставила перед ним тарелку с пирогом, от которого исходил приятный запах ванилина.
Ноа видел, как Виктория отщипнула кусочек. Капелька малинового джема осталась на ее коралловых губках.
Желание снова нахлынуло на него. Боже, как ему хотелось наклониться вперед и попробовать на вкус ее губы.
Героическим усилием Ноа отбросил эти мысли и принялся за пирог.
— Ты потрясающе готовишь, — похвалил он.
Яркий румянец вспыхнул на ее щеках.
— Спасибо.
— Жаль, что ты не работаешь в цехе по приготовлению еды на вынос.
Виктория удивленно подняла бровь.
— Еды на вынос?
— Нуда. В компании, которая снабжает горячими обедами сотрудников офисов. Разве у тебя не работе нет такого?
— Я… — она потупила взгляд, — я не работаю.
— Ну, когда-то работала.
Она пожала плечами.
— Я никогда не работала.
— Что? Все работают.
— А вот я нет. Всегда что-то мешало.
Виктории было почти тридцать, двадцать с гаком, предположил Ноа. В этом возрасте уже пора определиться, что ты хочешь делать в жизни. Ему ни разу не приходилось встречать человека в таком возрасте, который не работал хотя бы курьером или официантом в «Макдоналдсе».
Судя по дому, Виктория не слишком богата. Вряд ли она получает много, сдавая комнату. Как же ей удается сводить концы с концами?
Он приказал себе не волноваться об этом. Все, что связано с этой женщиной, его не касается.
— А если бы твоя жизнь сложилась иначе, чем бы тебе хотелось заниматься? — поинтересовался он.
Девушка пожала плечами.
— У меня нет высшего образования, поэтому вряд ли у меня был бы большой выбор.
Он взмахнул рукой, словно волшебной палочкой.
— Представь, что у тебя есть образование. Что бы ты стала делать?
— Если бы я могла выбирать… — начала Виктория, но не договорила.
— Ты никогда не думала об этом?
— О, думала, конечно же. Но передо мной открывались безграничные возможности. Как узнать, чем будешь рад заниматься всю жизнь? Как найти свой путь?
Определенно ей не у него надо спрашивать об этом. Он думал, что выбрал профессию, в которой сможет полностью реализоваться, но, очевидно, ошибся.
— Меня тоже раздирали сомнения, — признался Ноа. — Но когда я начал работать с подростками, то мне показалось, что я смогу изменить мир.
— Так оно и есть, — согласилась Виктория, беря его за руку.
Ноа отрицательно покачал головой.
— Может, я и помог некоторым детям, но, увы, не всем.
Она улыбнулась.
— Даже Господь Бог не ждет от нас идеала.
Но именно это его и занимало. Он ждал идеала от себя, от детей, с которыми ему приходилось работать.
— Возможно, ты права. Но я так переживал, когда хотя бы один ребенок сбивался с пути. — Он тяжело вздохнул, думая обо всех детях, которые не воспользовались его помощью.
— Ты указывал им верное направление в жизни, Ноа. Все, что им нужно было сделать, так это ухватиться за соломинку и выбраться из пропасти.
— Многие этого так никогда и не сделали.
— И поэтому ты бежишь в Мэн?
Виктория снова раскусила его. У него не было ответа на этот вопрос. Ноа вообще не хотел продолжать эту тему. Слишком большой болью она отзывалась в его душе. Он поднялся и направился к раковине, чтобы вымыть посуду.
Виктория последовала за ним и, когда он отвернулся, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Ты хороший человек, Ноа Маккарти, — прошептала она ему на ухо.
Это неправда, но откуда ей знать. На одну ночь он позволил Виктории — и себе — поверить в это.
За окном уже почти стемнело. Луна и мерцающие огоньки в окошках домов отражались в воде. Океанский бриз пробивался сквозь открытое окно. Ноа сделал глубокий вдох, неожиданно осознавая, как много времени прошло с тех пор, как у него было время вдохнуть аромат роз.
Или аромат женских духов? Сочетание цитрусовых и сладкого миндаля, что-то такое свежее и невинное, словно рассвет?
Виктория начала напевать мелодию из его детства. На секунду Ноа позволил себе погрузиться в приятную атмосферу домашнего уюта. Он моет посуду, она вытирает ее, в кухне царит тишина, нарушаемая только сладкой мелодией ее голоса. Он протянул ей последнюю тарелку и выключил кран.
