Сливовое дерево - [18]

— Не в том дело, — Исаак привлек ее к себе. — Как только твоя мама ушла, к нам заявились гестаповцы. Они проверили у оставшейся прислуги паспорта, чтобы убедиться, что теперь у родителей работают только евреи. У отца забрали все бумаги, юридические документы, письма, списки адресов — всё.

— Но это долго не протянется, — начала успокаивать его Кристина. — Люди не станут мириться с такими порядками. Скоро все будет по-прежнему.

— Nein, Кристина, не будет. Отец пытается уговорить мать уехать в Америку. Мой дядя уже там, а бабушка с дедушкой, тети и двоюродные братья и сестры вернулись в Польшу. Но мама отказывается уезжать. Ее родители и сестры все еще в Берлине, а брат в Гамбурге. Мама думает, что раз сама она наполовину немка и к тому же исповедует христианство, то нашу семью не тронут.

— Она права. Зачем Гитлеру вредить гражданам Германии?

— Даже для тебя опасно встречаться со мной! — слишком громко воскликнул Исаак. Спохватившись, он понизил голос: — Закон запрещает отношения между немцами и евреями.

— Знаю, — Кристина положила голову ему на грудь. — Мама предупредила меня. Но это какая-то бессмыслица. Твоя мама абсолютно права: вы, в конце концов, граждане Германии, да и семья у вас наполовину христианская. Что же касается твоих бабушек и дедушек, то они здесь совершенно ни при чем.

— Нацисты придерживаются другого мнения.

— Что же нам делать? — в отчаянии спросила девушка. — Я не могу без тебя.

— Не знаю, — в его голосе безошибочно угадывалось раздражение из-за безысходности.

Она попыталась заглянуть ему в глаза, скрытые глубокой тенью. Но Исаак прижался губами к ее губам, и она затрепетала от наслаждения, перемешанного со страхом. Когда их уста разделились, Кристина, едва дыша, заговорила первая.

— Будем встречаться здесь каждый вечер.

— Nein, это опасно.

Она не хотела, чтобы он выпускал ее из объятий, но Исаак отстранился и прислонился к оштукатуренной стене кафе. Девушка с замиранием сердца ожидала, что скажет возлюбленный. Наконец он вздохнул и произнес:

— Не чаще одного раза в неделю. И даже в таком случае мы сильно рискуем. Но сначала я хочу убедиться, что ты осознаешь, какую большую опасность навлекаешь на себя. Я должен знать, что ты отдаешь себе в этом отчет. Нельзя говорить об этом никому — ни лучшей подруге, ни даже сестре.

— Я никому не скажу. И никто ничего не заметит.

Он протянул к ней руки, и она прижалась к нему, крепко ухватившись за его мускулистые плечи.

— Когда мы будем вместе, — прошептала Кристина, — мы будем смотреть только друг на друга и не замечать уродливый мир вокруг нас.

Исаак снова страстно приник к ее губам. Она хотела раствориться в его руках, перенестись вместе с ним в другое место и время, вернуться в утро того дня, когда все в мире, казалось, стояло на своих местах. Но он отпрянул и проговорил:

— Тебе лучше идти.

— Постой, — Кристина сунула руку в карман. — Твой камушек.

— Оставь его себе. Чтобы не забывать меня.

— Я никогда тебя не забуду, — девушка положила камень в его ладонь. — Это твой талисман. Сейчас ты нуждаешься в нем больше, чем я.

Исаак поцеловал ее и убрал амулет в карман.

— Надеюсь, однажды все это станет лишь воспоминанием, как моллюск, который оставил отпечаток в этом камне. Встретимся здесь же ровно через неделю. Ты сможешь прийти?

— Я приду.

Потом они опять целовались, долго и пылко, и Кристине хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Когда они простились, молодой человек повернулся, зашагал в противоположную сторону узкого каменного коридора и исчез за серым углом кафе. Она помедлила, дрожа всем телом и слушая, как тают вдали его шаги, надеясь, что он обернется или вернется назад. Но мало-помалу тихая ночь стала безмолвной, и Кристина поняла, что Исаак ушел. Ледяной страх и одиночество сковали ей сердце, она вышла из переулка, пересекла пустую площадь и поспешила домой.

Мириады мерцающих звезд испещряли небо над ее домом. Кристина остановилась и посмотрела на окно гостиной. Свет все еще горел, и на стене отражались слабые тени — отец откинулся в кресле, опа опустил подбородок на грудь и дремал. Что бы подумали родные, если бы узнали, что она не спит, а стоит здесь одна на темной улице? Что бы они сказали про ее встречу с Исааком в холодном, сыром переулке?

Войдя в дом, девушка медленно затворила тяжелую входную дверь и стала осторожно подниматься по ступеням. На каждой ступени она останавливалась и прислушивалась. Ее удивляло, что родители до сих пор не спят и слушают настырный жестяной голос Гитлера. Несмотря на благополучное возвращение домой, тоскливое чувство страха не утихло, а прочно обосновалось в животе, как старый валун на дне озера.

Глава пятая

В течение следующих недель стены города обклеивали все новыми и новыми плакатами. В одном из них заявлялось: «Вся Германия слушает фюрера по „Народному радио“». Другой изображал Гитлера с расправленными плечами и упертой в бок рукой, смотрящим вдаль, а внизу шла надпись: «Один народ, один рейх, один фюрер». Самые свежие агитки вывесили около булочной, мясной лавки, у всех магазинов и церквей. На них красовалась привлекательная светловолосая семейная пара с двумя белокурыми розовощекими детьми. Подпись гласила: «Выбирай подходящего супруга — рада здоровья, народа и партии!». Глядя на идеальную арийскую семью, счастливо улыбающуюся с каждой стены, Кристина подумала о последнем постановлении, выпущенном нацистами: списке неприемлемых имен для новорожденных.