Слишком много подозреваемых - [31]

Среда, 27 мая

– Надеюсь, ты любишь суши? Я уже не помню. – Клио поставила перед Блэр черный лакированный поднос.

Блэр окинула взглядом красиво выложенное ассорти из сырой рыбы.

– Я их обожаю. К сожалению, я не знаю приличного заведения поблизости, где подают японскую еду.

– Здесь их нет. – Клио подхватила палочками крошечный кусочек сырого тунца, окунула его в фарфоровую чашечку с соевым соусом, поднесла ко рту и проглотила с видимым наслаждением. – Ханна взяла несколько уроков и готовит теперь сама. Она покупает свежую рыбу здесь, но морские водоросли, васаби и прочие такие вещи нам доставляют из города.

Блэр нравилось, что выходцы из Манхэттена только так именуют этот район, как будто в мире нет другого места, которое могло бы претендовать на звание города. Ей было приятно осознавать свою причастность к элитному кругу, где знают, что подразумевают под словом «город». Блэр полюбовалась выложенными розочкой тонкими лепестками маринованного имбирного корня.

– Ханна – великий кулинар.

– Да, это так. Нам с ней повезло.

Блэр нравилась и сама Ханна. В отличие от большинства прислуги в отцовском доме, которая появлялась и исчезала, подчас оставаясь для Блэр безымянной, Ханна крепко осела во владениях четы Пратт и уже двадцать два года верно служила своим хозяевам. Забавная коротышка, белесая блондинка с прической и костлявым телосложением, как у балерины, совсем непохожая на повариху, угождала всем кулинарным капризам Ричарда и Клио и удостаивалась заслуженных похвал их многочисленных и частых гостей. Ее миниатюрное личико с носом-пуговкой и отсутствие бюста и прочих женских прелестей вызывали у Блэр естественный интерес – пробует ли она приготовленные ею самой яства.

– Я благодарна за то, что ты пригласила меня сюда. Когда я звонила, то намеревалась, наоборот, вытащить тебя из дома и угостить какой-нибудь банальной ерундой, выбрав местечко потише. А ты мне устроила настоящий прием.

– Не знаю ни одного места в округе, где я могла бы заставить себя что-то проглотить. Везде готовят ужасно, пичкают тебя картофелем и гамбургерами размером в полстола. Впечатление такое, что все рестораны перешли на меню для туристических групп.

– У тебя здесь все гораздо приятнее, – с охотой согласилась Блэр.

Она осмелилась проглотить то, что необдуманно захватила палочками, но кусок встал у нее поперек горла. Она не издавала ни звука, боясь выдать себя, и сохраняла на лице довольную улыбку, как будто наслаждалась съеденной пищей и поэтому хранила молчание.

Клио трудно было обмануть, и поэтому Блэр чуть повернула голову, скрывая свои страдания, и притворилась, что разглядывает мебель и прочие предметы в комнате, знакомой ей с детства. Уже взрослой и знающей цену всему накопленному здесь изысканному антиквариату, она, бывая гостьей в отцовском доме, испытывала чувство, далекое от хищнического желания завладеть этими сокровищами. В ней просыпалась творческая натура, которая подвигла ее на авантюру с созданием убыточной галереи, ставшей камнем на ее шее, но являвшейся единственным способом доказать миру, что она – личность. Деловая женщина, знаток искусства, обладающий чутьем на все модное и перспективное, – это были лишь маски, а на самом деле она оставалась в душе маленькой тщеславной девочкой. И истинную красоту и изыск она видела лишь в доме отца.

В эту обстановку врезался чуждым элементом портрет улыбающейся Клио, сделанный маслом и помещенный на самом видном месте, над камином. Он был написан каким-то дорогим художником сразу же после пышно отпразднованной свадьбы.

Память подкидывает нам иногда разные сюрпризы, не заботясь о том, приятны ли они. Блэр вдруг совсем не ко времени вспомнилось, что она сидела на том же стуле в один из вечеров много лет назад. Тогда за предназначенным на шесть персон столом их было пятеро – отец, Клио, их маленький сын Джастин, вскоре так нелепо погибший, Фрэнсис и она. Вся сервировка – старинное серебро, фарфор и хрусталь – возникла перед ее глазами, словно она смотрела фильм, причем каждый предмет был объемным. Блэр тряхнула головой, чтобы отогнать неуместное видение, но оно упорствовало и мешало видеть, чем сейчас занята Клио, не заметила ли она, что Блэр подавилась ее сырой рыбой.

Потом до Блэр донесся голос отца. «Вся моя семья, все самые родные мне люди собрались за этим столом, нам здесь уютно и хорошо. Что еще нужно мужчине? – Ричард задал вопрос и сам на него ответил: – Ничего нет для него более важного, чем создать семью».

Почему-то в воспоминаниях Блэр отец повторял свой вопрос много раз, как попугай, а Клио отвечала ему безмолвной улыбкой. И никто не взглянул на шестое, пустующее место за столом, куда, разумеется, не положили прибора. Аурелия путешествовала. Это был ее «свободный» от дочерей месяц. В любом случае ее вряд ли бы пригласили за семейный стол. А если бы и пригласили, она бы изыскала предлог, чтобы отказаться.

В тот далекий, вспомнившийся ей вдруг вечер Блэр, ерзая на стуле, хотела прервать благостную речь отца криком: «Замолчи и послушай нас, папа! Спроси у нее, у Клио, почему она шарит в наших шкафчиках и нюхает наше белье, словно ищет следы преступления? Почему она шпионит за нами? Почему Джастину, хоть он и младше, позволяется то, что нам запрещено? Ведь мы одной крови. Ты думаешь, что мы счастливая семья? Мы с Фрэнсис сидим здесь, за этим столом, лишь потому, что выбора у нас нет».