Слишком много и всегда недостаточно - [63]

Шли дни, а я так и не могла себя заставить завизировать документ. Завещание поражало размахом и выразительностью своей жестокости, и этим очень напоминало соглашение о разводе моих родителей.

Некоторое время Роберт звонил мне каждый день. Мэриэнн и Дональд уполномочили его быть своим представителем; Дональд этим заниматься не хотел, а у мужа Мэриэнн, Джона, диагностировали рак пищевода, и его шансы на выздоровление были невелики.

«Обналичь свои фишки, лапочка», – постоянно повторял Роб, как будто это помогло бы мне забыть, что было в завещании. Однако, независимо от того, сколько раз он это говорил, мы с братом решили ничего не подписывать до тех пор, пока не выясним, какие у нас есть варианты действий.

В конце концов Роб начал терять терпение. Мы с Фрицем все задерживаем; завещание не может вступить в законную силу, пока не будет заверено всеми наследниками. Когда я сказала Робу, что мы с Фрицем пока не готовы пойти на этот шаг, он предложил нам встретиться, чтобы все обсудить.

На нашей первой встрече, когда мы попросили Роба объяснить, почему мой дед сделал то, что сделал, Роб ответил: «Послушайте, вашему деду на вас было совершенно наплевать. И не только на вас, ему на всех своих внуков было наплевать».

«С нами хуже обращались, потому что наш отец умер», – сказала я.

«Нет, вовсе нет».

Когда мы указали на то, что наши двоюродные братья и сестры тоже в выигрыше от того, что их родители получают от деда, Роб парировал: «Каждый из них может лишиться наследства в любой момент. Донни собирается пойти служить в армию или вляпаться в какое-то другое дерьмо в этом роде, и Дональд и Ивана говорят ему, что в таком случае они тут же исключат его из завещания».

«Наш отец такой роскоши был лишен», – сказала я.

Роб откинулся на спинку кресла. Было заметно, что он пытается перестроиться. «Все очень просто, – заявил он. – Что касается вашего деда, то для него умер, значит, умер. Он позаботился только о своих живых детях».

Я хотела указать на то, что и о Робе он не очень-то заботился, но тут вмешался Фриц: «Роб, это несправедливо, и точка».

Я потеряла счет встречам, которые состоялись у нас троих между июлем и октябрем 1999 года. Небольшая передышка произошла в сентябре, пока я была на Гавайях по случаю своей отложенной свадьбы и медового месяца.

В самом начале наших дискуссий Фриц, Роберт и я договорились, что втягивать в это дело бабушку мы не будем. Я полагала, что она понятия не имеет о том, как с нами обошлись в завещании деда, и не видела причин ее беспокоить. Я надеялась, что мы сможем все разрешить и она так никогда и не узнает, что какие-то проблемы имели место вообще. Я каждый день с ней разговаривала, пока была в отъезде, а вернувшись в Нью-Йорк, снова стала ее навещать. Переговоры, если их вообще можно так называть, тоже возобновились. Наши разговоры отличались поразительным однообразием. Вне зависимости от того, что говорили мы с Фрицем, Роб вновь и вновь пускал в ход свои клише и заранее заготовленные ответы. С мертвой точки мы так и не сдвинулись.

Я расспрашивала его о Midland Associates, управляющей компании, десятки лет тому назад созданной моим дедом в интересах своих детей, равно как и для того, чтобы избежать уплаты налогов. Компания владела группой из семи зданий (включая Sunny Towers и Highlander), которые в моей семье называли «мини-империей». Я почти ничего не знала о ней, но раз в несколько месяцев я получала чек, хотя никто из моих попечителей никогда не объяснял, какую роль играет эта компания или откуда берутся деньги. Мы хотели знать откуда и повлияла ли смерть деда на дальнейшее существование этой компании.

Мы не спрашивали о том, какая доля (в денежном выражении или в процентах) нам в ней принадлежит, нам просто хотелось получить гарантии, что те активы, которыми мы уже располагаем, сохранятся и в будущем, и понять, как Мэриэнн, Дональд и Роберт собираются распорядиться наследственной массой (с учетом ее огромных размеров). Как душеприказчики и, вместе с Элизабет, единственные бенефициары, они имели широкую свободу действий в этой области, но Роб продолжал отвечать уклончиво.

На нашей последней встрече в баре гостиницы Drake на углу 56-й улицы и Парк-авеню стало очевидно, что до Роберта дошло, что отступать мы не собираемся. Раньше, несмотря на все сказанные им в наш адрес гадости, он сохранял видимость дружелюбного отношения в духе «Эй, ребятки, я просто посланник». В тот день он напомнил, что дед терпеть не мог нашу маму и боялся, что его деньги попадут к ней в руки.

Это могло вызвать лишь смех, потому что вот уже более двадцати лет моя мать жила в соответствии с поставленными Трампами условиями, соблюдая их до последней буквы. Она жила в той же самой довольно запущенной квартире в Jamaica; суммы ее алиментов и пособий на детей очень редко повышались, и тем не менее большего она никогда не просила.

А теперь Фред оставил нас без наследства, просто потому что мог это сделать. Нашим попечителям – Мэриэнн, Дональду, Роберту и Ирвину Дурбену – полагалось нас защищать (по крайней мере, в финансовом плане), но было очевидно, что они совершенно в этом не заинтересованы, особенно если они должны были нас защищать за свой собственный счет.