Слишком близко - [68]

– Мою дочь, Сашу Хардинг. Она тут живет с молодым человеком, Томасом… – Я краснею. – Простите, я не знаю его фамилии.

– Номера квартиры тоже не знаете? Тогда, извините, ничем помочь не могу.

Я принимаюсь изучать бесконечно длинный список жильцов. Некоторые фамилии написаны четко, другие неразборчиво и от руки. Есть и пустые места. Когда я натыкаюсь на фамилию Ника, сердце начинает колотиться, и я поневоле оглядываюсь. Наконец я дохожу до конца списка. Увы, все усилия были напрасны. Саша не взяла себе за труд зафиксировать фамилию на табличке.

Уже собираясь уходить, я вздрагиваю: на ступеньках стоит Томас с сигаретой в руке.

– Ты ко мне? – Он подносит зажигалку к погасшей сигарете.

– Вовсе нет. Я…

Ухмыльнувшись, он пускает дым через нос.

– Джо, ты приходила в бар. Ты явно меня ищешь.

– Ничего подобного, мне нужна Саша. – Я отворачиваюсь, пряча пылающие щеки.

– Ладно, пока! – говорит он вслед, явно забавляясь.

Надо было не отступать от плана и прямо спросить его, что случилось в тот вечер. Хотя вряд ли Томас стал бы меня успокаивать: он откровенно наслаждается, глядя, как я страдаю. Каждый раз на пороге очередного открытия меня что-то удерживает от решающего шага. Страшно произнести вопрос, который я все равно обречена задать, и тем самым как будто подтвердить нечто ужасное. Что мы делали в тот вечер, Томас? Что?

Август этого года

Наверное, самые ужасные жизненные трагедии разыгрываются около трех часов дня в будни, когда их меньше всего ждешь. Ты вечно боишься худшего: даже когда все складывается вполне благополучно, ты страшишься потерь. И вот в обычный день, когда ничто не предвещает беды, у тебя разом выбивают опору из-под ног и ты понимаешь, что катастрофа застала тебя врасплох и предотвратить ее не было ни малейшего шанса.

Все утро мы с Роуз разгребали завалы в кабинете Ника. Я рассказывала о Сашином узи – скорее всего, у нее будет мальчик – и выглядела вполне довольной жизнью. Правда, Роуз повела бровями, когда я заверила ее, что все в порядке. Может, заметила, что в последнее время я реже говорю о Робе, а Фин вообще практически выпал из моей жизни. Однако в целом день был ничем не примечателен. Мы разложили кучу документов по ящикам и шкафчикам, и я даже смеялась, когда Роуз назвала меня бабулей. Потом я поехала домой и вроде бы слушала по дороге радио, точно не помню. Наверное, я думала о Саше и о Фине или размышляла, как убить время, пока Роб не придет с работы. В общем, ничего особенного не происходило, пока не раздался тот самый звонок.

Говорил нудный голос – вполне подходящий его обладателю, как мне пришло в голову впоследствии. К тому времени я была дома около получаса: сначала сидела с чашкой кофе за компьютером, а перед звонком поднялась наверх. Потом у меня еще долго тряслись руки.

– Вы меня, скорее всего, не знаете. Меня зовут Колин, мы когда-то вместе работали. Я коллега вашего мужа… точнее, был коллегой до недавнего времени. Моя жена Анна у него ассистенткой. Не припоминаете?

С тех пор прошло уже больше двадцати лет, да мы никогда особенно и не общались. Анну я пару раз видела: унылая «серая мышь»; с такими обычно не любят садиться рядом за праздничным столом. Потом я вспомнила странное приглашение от Колина на вечеринку в честь его увольнения, на которое я не отреагировала. Решив, что он звонит именно поэтому, я извинилась за свое отсутствие. С другой стороны, прошел уже не один месяц, почему он решил позвонить именно сейчас?

– Простите, вы, наверное, хотели поговорить с Робом?

Грустно рассмеявшись, он сообщил, что уже пытался поговорить с моим мужем, но без толку. А теперь он хочет предостеречь меня. Оттенок сочувствия в его голосе перекрывали горечь и обида. Он до последнего надеялся избежать неприятного разговора и написал мне по электронной почте.

– А где вы взяли мой адрес? – Теперь я начала понимать, к чему было это странное приглашение.

Колин снова смеется. Адрес он угадал: просто заменил имя Роберта на мое и надеялся, что сработает. Да, он предпринял последнюю попытку устроить откровенный разговор и положить этому конец. Он думал, если мы оба будем присутствовать, они опомнятся. Но пришлось объясняться одному… Я обозвала его лжецом и, выругавшись, швырнула трубку на кровать. Затем застыла, таращась в одну точку.

Я нервно расхаживаю по комнате, бурча себе под нос о неслыханной наглости. Да Роб озвереет, если я ему скажу. Слова Колина бесконечно прокручиваются в голове: «Джо, ты имеешь право знать. Это продолжается уже не один месяц. И это еще не все…»

Снова звонит телефон. Я бросаюсь вниз к автоответчику и, не в силах больше слышать этот голос, судорожно давлю кнопку «удалить сообщение», так что аппарат падает с тумбочки. А потом долго я бесцельно слоняюсь по дому и выглядываю в окна. Глаза заливают злые слезы, и я врываюсь в кабинет Роба, обставленный в кошмарном нарочито мужском стиле. Стол чист, в ящиках пусто. Я бегу в спальню и, распахнув дверь шкафа, роюсь в дорожной сумке, однако нахожу только полупустой флакон с одеколоном и несрезанный ярлык с ценой. Под подкладкой тоже ничего нет. Осматриваю прикроватную тумбочку, открываю все шкафчики и ящики в ванной и кухне и наконец спускаюсь на нижний этаж, где снова плачу – сначала от страха, потом от отчаяния и полной безнадежности.