Слезы Африки - [49]

А кому до этого есть дело? Без сомнения, вопрос вопросов, особенно в этот момент, когда все спрашивали себя почему оказались здесь и что их ожидает в будущем, и то был Бруно Грисси, стоявший прислонившись к стволу дерева, кто ответил с обескураживающей непосредственностью:

– Мне есть до этого дело. И для меня это будет важно, даже если проживу сто лет, – он достал из кармана металлический шар, что отвинтил от старой кровати своих родителей. – За исключением моего брата и сестры, – добавил он, – это все, что у меня осталось, но в тот день перед обугленными руинами моего дома я поклялся, что выживу любой ценно и стану писателем, и когда-нибудь расскажу миру о случившемся с моими… – он горько усмехнулся. – А теперь я могу рассказать гораздо больше.

Все помнили как сеньорита Маргарет имела обыкновение читать вслух красивые рассказы, написанные Бруно Грисси. Менелик Калеб протянул руку, взял у него металлический шар, подержал его, словно прикидывал сколько он весит и из чего сделан, и сказал:

– Я помогу тебе. Если тот Робинзона Крузо стал известен всем, потому что кто-то написал про него книгу, то и про нас узнают.

Он замолчал, потому что вдалеке прозвучал выстрел, за этим последовал другой, потом еще несколько, очень быстро, один за другим – все это продолжалось не долее двух минут, но все равно в воспоминаниях вернуло их в то ужасное утро, когда солдаты сожгли деревню.

Они вскочили на ноги и начали прислушиваться, но ни звука не доносилось со стороны леса, и только когда забрались на крыши грузовиков, разглядели как густой столб дыма поднимался над верхушками деревьев.

Спустя час вернулись браконьеры с довольным выражением на потных и грязных лицах, и в изнеможении попадали на землю.

– Все кончено! – был первым, что сказал грек, чья лысина стала черной от сажи и поперек нее, подобно меридиану на необычном глобусе, шла кровавая царапина. – Этот сукин сын больше никого не будет донимать.

– Вы убили его? – робко спросила сеньорита Маргарет, хотя изначально знала, что вопрос глупый.

– Сеньора!.. – с укором в голосе отвечал ей ливиец. – А как вы думаете, зачем мы пошли туда? Попить кофе?

– А скольких еще?

– Четырех или пятерых, – последовал ответ голосом недовольным. – Тех, что начали дурить.

– А остальные?

– В этот момент, должно быть, празднуют, что мы освободили их от тирана, – Амин Идрис эс-Сенусси локтем толкнул заргинийца, сидевшего рядом. – Верно или нет?

– Может так и есть, – уклончиво ответил тот. – Но может быть также и то, что на данный момент они уже послали кого-то к армейскому гарнизону, и самое лучшее, что сможем сделать – это смотаться отсюда как можно быстрее.

– И куда? – поинтересовался ливиец.

– Это решим в дороге, – вмешался МиСок, поддержав тем самым идею, высказанную его товарищем. – Сейчас самое важное убраться с территории заргинийцев, или уже завтра у на хвосте у нас будет болтаться половина армии.

Моторы взревели, металлическую сетку подняли, поскольку теперь важно было не столько стереть следы, сколько уйти как можно дальше от деревни покойного уже великого вождя Тенере, о ком остались самые грустные воспоминания.

Пигмей ритмично бежал впереди грузовиков на расстоянии метров пятьдесят, показывая дорогу, демонстрируя невероятную, для человека такого скромного телосложения, выносливость, словно у него были ноги газели и одновременно легкие слона.

По сравнению с прошедшими днями двигались они в лихорадочном ритме, пересекали лесные чащи и реки, взбирались по невероятно крутым склонам и спускались на дно самых глубоких оврагов, пока вдруг тарахтение моторов не прекратилось, и они не оказались на краю почти отвесного склона, с которого открывался вид на широкую долину, покрытую рядами обработанных земляных наделов, и где можно было видеть, по крайней мере, четыре деревни, связанных друг с другом длинным шоссе из утрамбованной земли, и дорога эта, пересекая долину, исчезала за горизонтом.

– Это шоссе соединяет Нделе и Тиронгулу, а вон та линия, на севере, – это река Вакага, – пояснил Но, поскольку хорошо знал эти места. – Если попытаемся спуститься здесь, то нас обнаружат уже через несколько часов.

– И какова альтернатива этому? – задал вопрос Амин Идрис эс-Сенусси.

– Спрятаться. Оставаться в укрытии в течение нескольких дней, пока страсти не улягутся, чтобы затем двигаться привычным маршрутом, или отправиться к реке Гунда, это на западе, а там на плоте можно пересечь границу.

– В это время года в Гунде совсем мало воды, – перебил его МиСок, сидевший на крыше первого из грузовиков. – И к тому же стерегут там с удвоенной силой.

Ливиец хрипло рассмеялся и одновременно изо всех сил пнул колесо, и лишь поморщился от боли, но избавиться от раздражения и разочарования не получилось.

– Все из-за этих чертовых детей, – воскликнул он, указав пальцем на грека. – А я предупреждал тебя! – добавил он, еле сдерживая бушующую в нем ярость. – Нельзя разъезжать с «трофеями» на миллион долларов и одновременно заниматься дюжиной сопляков. Первое, что нужно сделать – это избавиться от них.

– И как?

– Оставим их здесь.

– Здесь? – возмущенно воскликнул Ник Канакис. – И как они выберутся отсюда?