Слезовыжималка - [43]

— Я не импульсивный человек. Ты это знал?

— Нет, не знал. — Здесь я немного лукавил.

— Так вот, я не импульсивный.

— А Ллойд?

— Ллойд? — Боб нахмурился. — Мы были знакомы уже два года, прежде чем я сделал ему предложение за столиком в «Дин и Делука». Спать с мужчиной еще не значит быть импульсивным.

— Но ты женат. Он покивал.

— Да, вот это, пожалуй, самый импульсивный поступок в моей жизни. В любом случае — что для меня сейчас главное? Понять, что делать. Что делать теперь. И что делать потом.

— Я имел в виду себя.

— Ты, Эван? Нет, ты меня волнуешь в последнюю очередь. Я сейчас постоянно говорю себе: только не горячись. Странно. Я начал разговаривать с самим собой. Часто. Строю в голове всякие планы.

— Насчет…

— Своего отпуска.

Мне был нужен распечатанный экземпляр рукописи, чтобы следить за связностью повествования. (Я хотел попросить Боба, чтобы он мне его отдал, но мне льстило, что он перечитывает мой труд, и я решил его не беспокоить.) Так или иначе, я продолжал писать в желтом блокноте, причем с той же скоростью. Я писал об утрате любви, о физической разлуке, об однообразии жизни за решеткой. Мое нынешнее положение служило источником вдохновения. Кроме того, я боялся, что концовка становится слишком сентиментальной, почти слащавой. Или мне было жалко себя?

Когда я не писал, я по большей части бил баклуши. Именно в такие моменты я чувствовал себя наиболее одиноким — как собака, которая ждет хозяев под дверью. Одно дело писать о том, как ты одинок, как ты страдаешь от унизительной тюремной жизни, как ты не знаешь, когда любимая девушка появится в следующий раз. И совсем другое — коротать время заключения.

Пару раз от безделья я просмотрел подборку статей про Боба, которые он собирал. Я думал, это меня приободрит. Но в действительности статьи меня расстроили — это была однообразная, жадная до сенсаций журналистская проза, где меня описывали как неудачника, не выдержавшего ежедневного напряжения, с которым сопряжена карьера среднего писателя. Не то чтобы я был полностью не согласен с такой оценкой. Просто реальность была еще хуже.

— Мой роман?.. Я завязла. Ни строчки.

Промис стояла по ту сторону сетки, все еще в черных очках. Мне захотелось, чтобы она их сняла. Чтобы она немного со мной посидела. Я хотел, чтобы она подошла и поцеловала меня через сетку.

— Я не жалуюсь.

— Можешь и пожаловаться.

— Наверное, я все-таки жалуюсь. — Она кивнула. — Просто чувствую себя подавленно.

— Подавленно? — Я подумал о своем положении, о том, как я сплю на жесткой койке, мечтая поцеловать свою любовь через благословенное отверстие.

— Я тут как секретарша в приемной. — Она помахала рукой, будто стирала с доски. — Здесь у меня ты, очень несчастный, несмотря на прилив вдохновения. А наверху у меня Боб, который все говорит, говорит, говорит. Очень разговорчивый малый.

— Боб?

— Он довольно мил, только постоянно ноет про головную боль и требует, чтобы я ходила за покупками.

— Всего один день.

— Вообще-то уже два. Ладно, извини, Эван, не мне жаловаться. Время писать как раз у меня есть. Однако теперь все по-другому. Я уже не понимаю тебя. Эван Улмер, кто он? Каждый раз, как я задаю себе этот вопрос, я вижу тебя. Здесь. И я очень хочу тебе помочь, Эван, правда. Несмотря на то что ты идиот, потому что сделал то, что сделал.

— Знаю.

— Я не могу думать о тебе как о постороннем.

— Знакомое чувство.

— А здесь сыро… — Промис помахала рукой. — Слегка плесенью отдает…

— Ты меня выпустишь?

— Эван, ты сам знаешь, у меня нет ключа.

— По-моему, ты пользуешься большим влиянием у Боба.

— Будем надеяться.

— Ты могла бы разрезать сетку. Я скажу тебе, где кусачки.

— Теперь Боб контролирует ситуацию. — Девушка слегка поежилась. — И нам лучше придерживаться уговора.

— Уговора? О чем вы договорились?

— Эван, каждый раз, как я прихожу, у тебя в руках карандаш. Ты с ним спишь, что ли?

— Если бы. Тогда я был бы гораздо счастливее.

— Наверное, ты уже близок.

— Близок?

— К завершению романа. Поздравляю.

— Ты спал с Промис?

— Что?

— Наверху. У меня в постели.

— Прошлой ночью?

— Когда угодно.

— Эван, ты не можешь сосредоточиться. Я сам знаю, как это бывает. Заключение имеет свои последствия. Если не сопротивляться, оно сведет тебя с ума.

— Мне просто интересно. — Я очень не хотел, чтобы в моем голосе звучала мольба.

— Ты думал, я выйду из плена и тут же трахну девчонку, которая спала с моим похитителем?

— Мы не…

— Она не в моем вкусе, Эван.

Прошло два дня, а я еще ни разу не помылся. А еще я ни разу не попросил поесть, хотя Боб не особо заботился о еде. Он уже привык подсовывать мне под решетку готовые обеды, как будто этого было достаточно. (И я знаю, откуда он их брал. Покупками занималась Промис, и, очевидно, за ней никто не следил.) Я постоянно заставлял свой мочевой пузырь терпеть и с большой неохотой пользовался биотуалетом, закрывал дверь на щеколду без особой на то причины. Я смотрел на беговую дорожку, и у меня ни разу не возникло желания ею воспользоваться. Я был непокорным пленником, куда менее податливым, чем Боб.

Тем временем мне становилось трудно думать о Промис не как о своем тюремщике. Может, Боб и принял решение заточить меня в клетку, но мне казалось, что именно она заправляла этим балаганом. Конечно, лучше Промис, чем Боб; и все равно это мне не нравилось. Хорошо бы она решила и себя запереть вместе со мной. Целоваться без сетки было бы гораздо удобнее. Но она этого не заслужила, она не сделала ничего плохого. По крайней мере пока.