Слепой. Смерть в подземке - [42]

— Допустим, — самонадеянно объявил Дугоев.

— То есть ты у нас праведник.

— Допустим, — с вызовом повторил кавказец.

— Ох, сомневаюсь… Ты что, никогда пальцем в носу не ковырял?

— Какая разница? — возмутился Марат. — При чем тут мой нос?!

— Правильно, — кивнул Сиверов, выводя машину со двора на дорогу. — Привычка ковыряться в носу не мешает человеку быть праведником, это даже не грех, ни в одном Писании про это не говорится — не ковыряй-де пальцем своим в своей же ноздре, ибо ждет тебя перелом пальца твоего, повреждение мозга головного и вечная мука в геенне огненной… Многие занимаются этим всю жизнь, да при этом еще и козявок втихаря едят. Тоже не грех, но упоминать об этом на людях, согласись, никто не станет — стыдно, а главное, никому не нужно. Кому какое дело до твоих дурных привычек? Главное — то, что ты делаешь на ринге, а дома, наедине с собой, хоть в женское платье наряжайся, это никого не касается. Вы же чтите Иисуса как пророка. Это он сказал: «Пусть бросит камень, кто без греха». И никто, заметь, не бросил.

— Отстань, — сдался Марат. — Ты хуже Ник-Ника, клянусь! Как заведешь свою шарманку — уши вянут, честное слово! Ты телохранитель или гувернантка? Расскажи лучше, где с Ник-Ником познакомился.

Справедливо рассудив, что информацию, которую утаит он, Дугоев может без труда получить у тренера, Глеб честно, хотя и без лишних подробностей, рассказал, когда, где и при каких обстоятельствах состоялась историческая встреча. Не столько по необходимости, сколько по привычке он воздержался от упоминания небезызвестной аббревиатуры, но его пассажир отличался не только развитой мускулатурой и повышенной волосатостью, но и недурной соображаловкой.

— ФСБ, да? — уточнил он, произнеся название известного учреждения почти тем же тоном, каким пять минут назад произнес слово «голубой». — На Кавказе был?

— Был, — честно признался Сиверов. — А кто там не был?

— Тоже правильно, — вздохнул Марат. — Что тут скажешь, э! Давай лучше слушать музыку.

— Давай, — согласился Глеб, увеличивая громкость.

До спортзала они доехали без приключений, хотя замеченный Сиверовым пару дней назад белый «форд» опять увязался за ними где-то в районе Ленинградки и, то исчезая из вида, то снова появляясь в боковом зеркале, сопровождал до самого конца маршрута. Это могло оказаться простым совпадением — в конце концов, люди каждый день ездят на работу в одно и то же время, по одним и тем же улицам, — но Глеб дал себе слово на всякий случай проверить, так ли это. Причем особенно тянуть с проверкой не следовало: если это все-таки хвост, долго наблюдение не продлится. Расписание у Дугоева простое, установить его и уточнить до мельчайших подробностей можно за пару дней, от силы за неделю, а потом… Потом может случиться все что угодно, от подложенной в машину бомбы до выстрела в упор из противотанкового гранатомета — меры излишне крутой и шумной, зато гарантированно, стопроцентно эффективной.

Включив указатель поворота, Глеб свернул на стоянку. Белый «форд» проехал мимо и скрылся за углом. Проводив его долгим взглядом, Сиверов выключил зажигание и затянул ручной тормоз. Утро выдалось погожее, солнечное, и при таком освещении было особенно хорошо заметно, что кроны деревьев вокруг стоянки основательно поредели, а то, что осталось, с каждым днем становится все менее зеленым и все более желтым. Вокруг остова сгоревшего спортивного «ниссана» намело сухой листвы; вовнутрь уже набросали бумажек, пустых бутылок и прочего мусора, а на покрытом радужной окалиной металле правого заднего крыла чья-то вооруженная школьным мелком преступная рука вывела откровенно экстремистский лозунг: «Бей Кавказ, спасай Россию!»

— Трусливые шакалы, — разглядев это новшество, сквозь зубы процедил Дугоев. — Поймаю — разорву на куски!

— Это, скорее всего, просто дети, — сказал Глеб, вынимая из замка ключ зажигания.

Справа от машины тарахтел работающим на холостых оборотах двигателем поставленный на упор спортивный мотоцикл. Его владелец в кожаном комбинезоне и шлеме с поднятым пластиковым забралом, присев на корточки, что-то подкручивал, заставляя своего стального коня реветь то тише, то громче.

— Из маленьких поросят вырастают большие свиньи, а из щенков — взрослые псы, — возразил Дугоев. — Если ребенку вовремя не дать по рукам, из него может вырасти нехороший человек. Очень нехороший. Поверь, я знаю, о чем говорю.

— Чем выслеживать сопляков, лучше бы сдал это железо в металлолом, — внимательно разглядывая мотоциклиста, посоветовал Сиверов. — Это же чистой воды провокация, кто же удержится от такого искушения! Разве тебе было бы легче, если бы здесь написали просто три веселые буквы?

— И откуда ты такой правильный? — проворчал Дугоев. — Что ни скажешь — все как из школьных прописей! Ладно, уберу, самому надоело смотреть на этот хлам…

— Ай, молодец! — довольно похоже изобразив его акцент, похвалил дагестанца Сиверов. — Старших надо слушаться, они плохого не посоветуют… Ну что, выходим?

Выяснилось, что со своим предложением он чуточку опоздал. По салону пахнуло свежим воздухом из распахнувшейся двери, и в следующее мгновение Дугоев уже распрямился во весь рост около машины. «Куда, дурак!» — хотел крикнуть Глеб, но не успел: мотоциклист, так не понравившийся ему буквально с первого взгляда, тоже выпрямился и, обернувшись, дважды почти в упор выстрелил в Дугоева из странного пистолета с чересчур длинным тонким стволом и громоздкой треугольной мушкой. Оба выстрела попали в цель, Черного Барса отбросило на машину; падая, он приземлился задом на краешек сиденья, сиденье отпружинило, и Дугоев с глухим шумом свалился лицом вниз на пыльный асфальт.