Слепой. Смерть в подземке - [40]

Получалось, таким образом, что теперь Андрей Викторович целиком, со всеми потрохами, зависит от своего начальника охраны. От осознания этого простого факта ему сделалось совсем кисло, и никакие контраргументы тут не помогали. Да, они накрепко повязаны криминальным бизнесом, а теперь еще и кровью; да, Стрельцов не может утопить его, не утопив заодно и себя; и, в конце-то концов, зачем Петюне Стрельцову топить своего лучшего друга, надежного делового партнера и щедрого работодателя? Не враг же он самому себе! Все это было верно, но чувствовать себя зависимым даже от верного друга и надежного, проверенного партнера все равно было чертовски неприятно.

Один из господ генералов нес перед собой на руках, как грудного ребенка, цилиндрическую белую урну с прахом усопшего. Это было все, что осталось от генерала Потапчука, и вид заключенных в фаянсовый горшок бренных останков вернул Вышегородцеву доброе расположение духа. Старый негодяй, почти год висевший над ним, как дамоклов меч, наконец-то дал дуба, убрался с дороги, перестал путаться под ногами. Со временем на его месте непременно объявится кто-то другой, но произойдет это, во-первых, не скоро, а во-вторых, этот другой почти наверняка окажется намного благоразумнее и сговорчивее своего предшественника. Потому что, как было сказано выше, нынче таких, как Потапчук, уже не производят…

— Поехали, — сказал он водителю, и роскошный «майбах», задним ходом покинув парковку, направился в сторону Центра.

Прибыв в свой офис, Андрей Викторович первым делом поинтересовался у дежурившего на входе охранника, где Стрельцов. Друга Петюню было проще вызвать в кабинет через секретаршу, но Вышегородцев прибегал к этому способу лишь по официальным, служебным поводам, не рискуя злоупотреблять своим начальственным статусом. В партнерстве, как и в старой, еще школьной дружбе, они были равны; такая степень взаимного доверия дорогого стоила, и сохранение существующего положения вещей требовало определенных жертв со стороны Андрея Викторовича — к счастью, мелких, незначительных, почти незаметных.

Стрельцов был у себя в кабинете. Когда Андрей Викторович вошел, он сидел за столом и, как показалось Вышегородцеву, боролся с последствиями бурно проведенной ночи — на это, во всяком случае, намекала стоящая перед ним на журнальном столике вскрытая бутылка минеральной воды без газа.

— Легок на помине, — бросив на своего работодателя быстрый рассеянный взгляд, сказал Петр Кузьмич и снова переключил свое внимание на бутылку. — Где тебя носит?

— Большой босс — существо свободное, самостоятельное и труднопредсказуемое, — просветил его Андрей Викторович. — А был я, друг мой Петруччо, на похоронах одного нашего общего знакомого. Ты сам-то почему не приехал?

Продолжая разглядывать пластиковую бутылку с водой как некий замысловатый артобъект, Стрельцов пошевелил в воздухе растопыренными пальцами, словно ловя ускользающую формулировку, которая самым полным и исчерпывающим образом описывала его мнение по затронутому вопросу.

— Видишь ли, — сказал он наконец, — меня целиком и полностью устраивает сам факт его безвременной кончины. Дополнительные опции вроде присутствия на похоронах уже ничего не могут добавить к испытываемому мной в связи с этим фактом чувству глубокого удовлетворения. А вот ты потащился туда совершенно напрасно. Твое присутствие на скорбной церемонии могло навести умных людей на некоторые конструктивные мысли. «А что это за новое лицо в наших стальных рядах? — сказали бы они. — Уж не тот ли это господин, делом которого в последнее время занимался наш дорогой покойник? И зачем же это он сюда явился — уж не позлорадствовать ли? Не приглядеться ли нам повнимательнее к этому господину: а вдруг смерть нашего верного соратника и друга — дело его грязных лап?»

— Да хватит уже, — пряча за резким тоном смущение, прервал его язвительную тираду Андрей Викторович. — Ты меня еще носовым платком пользоваться научи! Что я, больной — соваться туда, где меня могли заметить? Я был в сторонке, меня никто не видел…

— Угу, — рассеянно кивнул Стрельцов. — Когда-нибудь, дружище, я покажу тебе, на что способен хороший профессиональный фотоаппарат с длиннофокусным телескопическим объективом. Тогда ты поймешь, что человеческий глаз — не самый совершенный из оптических приборов, и с извинениями возьмешь обратно свои глупые, самонадеянные слова… Впрочем, ты прав: наверное, уже действительно хватит. Как говорят ирландцы, что сделано, то сделано и не может быть переделано. Сядем усе! — неожиданно прокаркал он хриплым басом Лелика из «Бриллиантовой руки» и тут же добавил нормальным голосом: — Или не сядем, это уж как повезет…

Тон у него был рассеянный, философски-отстраненный, а взгляд не отрывался от пластиковой бутылки с минералкой. Осознав наконец эту странность в поведении собеседника, Вышегородцев спросил:

— Что это с тобой нынче? Сидишь тут взаперти, медитируешь на бутылку, да с чем — с водичкой! Добро бы с коньяком…

— Медитирую, да, — рассеянно покивал Стрельцов.

Он протянул руку, и Андрей Викторович только теперь заметил стоящую на столе хрустальную вазочку для печенья, доверху наполненную на днях доставленными из Якутска алмазами. У него на глазах Петр Кузьмич взял из вазочки один камешек и аккуратно опустил в бутылку. В бутылке тихо булькнуло, и камень исчез мгновенно и без следа, словно его и не было.