Слепота - [75]

Когда вернулись домой, принеся запас продовольствия, которого должно было хватить дня на три, жена доктора при воодушевленном посредстве первого слепца и его жены рассказала о том, что было. Вечером же, как и следовало ожидать, прочла несколько страниц из книги, которую отыскала на полке. То, о чем шла там речь, не заинтересовало косоглазого мальчика, и он вскоре заснул, положив голову на плечо девушке в темных очках, а ноги — на колени старику с черной повязкой.

Через два дня доктор сказал: Хотелось бы мне знать, в каком состоянии мой кабинет, сейчас ни от него, ни от меня толку никакого, но ведь когда-нибудь люди вновь начнут пользоваться глазами, и аппаратура должна быть наготове. Сходим туда, как захочешь, отвечала жена, хоть сейчас. А нельзя ли заодно зайти и ко мне домой, спросила девушка в темных очках, хоть я и не думаю, что родители вернулись, заглянула бы просто так, для очистки совести. Зайдем и к тебе, сказала жена доктора. Никто более не изъявил желания посетить родное пепелище, ибо первый слепец с женой уже знали, на что могут рассчитывать, как знал это, хоть и по другим причинам, старик с черной повязкой, а косоглазый мальчик по-прежнему не помнил, на какой улице стоял его дом. День был ясный, казалось, что дожди прекратились, и солнце, хоть покуда еще и несмело, поглаживало кожу. Не знаю, как будем жить, если начнется жара, сказал доктор, ведь весь этот мусор начнет гнить, а трупы животных, да и людей тоже, полагаю, что и в квартирах лежат мертвые, как все-таки скверно, что мы не организованы, а надо бы создать самоуправление в каждом доме, на каждой улице, в каждом квартале. Правительство, сказала его жена. Система нужна, система, наше тело — это ведь тоже система, притом хорошо организованная, а смерть есть не что иное, как последствие разлада и сбоя. А каким образом может организоваться сообщество слепых, желающих выжить. Организоваться — это уже до некоторой степени прозреть. Может быть, ты и прав, но опыт этой слепоты принес нам только смерть и нищету, и мои глаза, как и твой кабинет, оказались тут бессильны. Да мы и живы-то исключительно благодаря твоим глазам, сказала девушка в темных очках. Может быть, оставались бы живы, если бы даже я была слепой, мир полон живых слепцов. Полагаю, мы все умрем, это лишь вопрос времени. Это всегда было вопросом времени. Да, но умереть только потому, что ослеп, — это, пожалуй, наихудший вид смерти. Мы умираем от болезней, погибаем от несчастных случаев. А теперь будем умирать еще и потому, что слепы, то есть от слепоты — и рака, слепоты — и чахотки, слепоты — и СПИДа, слепоты — и инфаркта, болезни могут варьироваться, и у каждого они будут свои, но на самом деле то, что сейчас нас убивает, называется слепотой. Мы не бессмертны и не можем жить вечно, но, по крайней мере, не должны быть слепы, сказала жена доктора. Но как же быть, сказал доктор, если вот она, эта слепота, подлинная и действительная. Я в этом не уверена, сказала его жена. И я тоже, сказала девушка в темных очках.

Дверь ломать не пришлось, открыли культурно, ключом, провисевшим на брелке у доктора все то время, что хозяин провел в карантине. Вот приемная, сказала жена доктора. Я здесь была, сказала девушка в темных очках, сон продолжается, только не пойму какой, то ли снится, что снится, что приснилось в тот день, когда я ослепла, то ли — что я всегда была слепа и во сне увидала, как прихожу к глазному врачу, чтобы вылечил мне воспаление, никак не грозящее слепотой. Карантин нам не приснился, сказала жена доктора. Нет, это не приснилось, и то, что нас изнасиловали, — тоже. И то, что я зарезала человека. Отведи меня в кабинет, попросил доктор, я бы и сам справился, но мне хочется, чтобы ты. Дверь была открыта. Жена доктора сказала: тут все вверх дном, бумаги на полу, в картотеке пустые гнезда. Наверно, это люди из министерства, чтобы не терять времени на поиски, унесли карточки вместе с ящиками. Наверно. Ну а приборы. Так, на первый взгляд, вроде бы все цело. Слава тебе господи, отозвался он. И двинулся один, вытянув руки, ощупал ящик с линзами, офтальмоскоп, письменный стол, потом сказал девушке в темных очках: Теперь я понимаю, что значат твои слова насчет того, что ты живешь как во сне. Он присел к столу, положил руки на пыльное стекло и проговорил с печальной и насмешливой улыбкой, словно обращаясь к тому, кто стоял перед ним: Очень сожалею, доктор, но ваш случай неизлечим, и вот вам, если угодно, на прощанье последний совет, вспомните старую пословицу, совершенно правы были уверявшие нас, что терпение полезно для зрения. Не мучай нас, сказала жена. Прости меня, и ты тоже прости, мы с вами там, где раньше происходили чудеса, а сейчас не осталось даже доказательств того, что я умел их творить, всё выволокли. Нам теперь по силам единственное чудо — продолжать жить, сказала жена, бережно, день за днем вести эту хрупкую даму-жизнь, как будто она слепая и не знает, куда идти, а может быть, так оно и есть, может быть, она и вправду слепа и предалась в наши руки с тех пор, как дала нам разум. Ты говоришь так, словно и ты слепая. В известной мере, в каком-то смысле так оно и есть, я слепа вашей слепотой, и, наверно, стала бы лучше видеть, будь вокруг меня больше зрячих. Боюсь, ты уподобляешься свидетелю, которого неизвестно кто вызвал в некий трибунал, где предстоит давать показания неизвестно о чем, заметил доктор. Время близится к концу, гниение ширится, болезни валом валят в открытые перед ними двери, вода на исходе, еда отравлена, таково будет мое первое показание, сказала жена доктора. А второе, спросила девушка в темных очках. Давайте же откроем глаза. Не можем, мы слепы, сказал доктор. Воистину, хуже слепца тот, кто видеть не хочет. Но я хочу видеть, сказала девушка в темных очках. Но и поэтому ты не прозреешь, и вся разница будет в том, что перестанешь быть хуже слепца, а теперь пошли отсюда, здесь больше нечего видеть, сказал доктор.