Следы ведут в пески Аравии - [69]

Обнаружился и еще один покровитель. Настала пора вспомнить, что Зеетцен числился российским подданным и был вправе рассчитывать на поддержку российского императора. Возможно, Александру I показалось заманчивым пополнить географические сведения о заморских странах, интерес к которым питал его великий предок Петр I; возможно, он сам задумывал распространить на Восток сферу политического влияния России; возможно, его одолела просьбами тетка, княгиня Ангальт-Цербстская, но как бы то ни было, едва прослышав о бедственном положении Зеетцена, он велел отправить ему 1000 талеров. 18 января 1805 года Александр писал по этому поводу княгине Ангальт-Цербстской: "Что касается доктора Зеетцена, которого Вы мне постоянно рекомендовали, то я, так же как и Вы, полагаю, что его отважное намерение проникнуть в глубь Африки неизвестными доселе путями способно принести новые открытия, полезные для развития науки, и заслуживает всяческого поощрения".

Так случилось, что деньги из Санкт-Петербурга пришли первыми, — растроганный Зеетцен тотчас же отвечает благодарственным письмом и просит совета насчет дальнейшего маршрута. "Хотя план моего путешествия во внутреннюю Африку уже решен, может легко случиться, что из-за вредного для здоровья местного климата я буду не в состоянии этот план выполнить. В таком случае с восточного берега Аравии я могу проследовать через Персию, Кандагар, Тартарию и Бухарию, которые теперь граничат с юга с азиатскими владениями Вашего императорского величества, и посетить известные города Балх, Бухару и Самарканд, бывшие некогда резиденцией известного завоевателя Тимура-хромого". Однако предложенная Зеетценом перемена маршрута никак не заинтересовала Александра. Русские войска только что потерпели поражение под Аустерлицем, назревала война со Швецией — путешествия в Аравию, в Самарканд и тем более в Африку императора не волновали.

Вскоре до Зеетцена дошло весомое пособие герцога, вдовствующей герцогини и братьев, и 9 апреля 1805 года он мог спокойно следовать дальше. Маршрут был теперь четко продиктован волей герцога и ученых мужей из Германии: надлежало отправляться на юг Сирии, затем к Мертвому морю и далее в Иерусалим.

Хозяйка дома в Алеппо заботливо снарядила его в дорогу: сварила курицу, поджарила телятину, дала с собой местные сладости, лук, апельсины, словно отправлялся он не в пустынные неведомые места, а на пикник. Да и у самого Зеетцена настроение было бодрое. Он нанял проводника с мулом. Проводника звали Мухаммед, и происходил он из рода алеппских янычар. Выйдя из Алеппо, Зеетцен сразу же начал точно фиксировать каждое селение по дороге, вымерять расстояния, ибо Нибур не составил карты этих мест.

В Сирии к моменту появления здесь Зеетцена назревал кризис и турецкого правления, и местной экономики. Турецкие паши и местные феодалы, добивавшиеся политической самостоятельности, всячески обирали население. Налоговый гнет, набеги бедуинов вынуждали сельских жителей уходить в города, бросая плодородные земли. Однако города были неспособны всех прокормить. В поисках работы и хлеба тысячи людей перемещались с юга на север и еще больше — с севера на юг, в район Дамаска. Вот проследовал большой караван — около четырехсот лошадей, ослов и мулов, на которых восседали не только мужчины, но и женщины и дети. Вскоре послышались стрельба, крики, а потом снова наступила тишина. Слухи о том, что где-то неподалеку бедуины грабят всех встречных и угоняют лошадей, не прекращались. Поэтому проводник Зеетцена всегда стремился пристать к какому-нибудь каравану.

Зеетцен к этому времени прекрасно овладел арабским языком, однако с трудом усваивал арабские названия и все время прибегал к помощи попутчиков по каравану. Сначала их услужливо записывал для него шейх, затем за небольшую плату турецкий мальчик. В свою очередь, окружающие никак не могли произнести "Зеетцен". Что это значит? Чаще всего его называли "Зейтун", "оливка", или "Шайтан", что всегда вызывало смех. На его поклажу, на его занятия смотрели с интересом, даже вид карандаша многих приводил в изумление.

Зеетцен записывал: "Мааррет-эн-Нууман — 1500 жителей. Расположен на холме и похож на замок. Ворота запираются. Несколько мечетей, одна — с минаретом. Хотел заглянуть внутрь. Мухаммед не разрешил. Пугает местными солдатами. не видел ни одного. Есть небольшой пруд. Но воды мало". Сухие записи перемежаются со всякого рода изречениями, которые сам Зеетцен назвал "философией путешествия по Востоку". Видимо, в этих изречениях он определял и собственные принципы поведения: "Делай друзьями плохих людей, чтобы они тебе не повредили, а хороших — за их доброту"; "Не все волки одинаково голодны"; "Тот, кто хочет научиться ценить добро, должен сначала познать зло"; "То, что можно принять за шутку, считай шуткой, а если это не шутка, делай вид, что не слышишь"; "За оказанную тебе любезность отвечай любезностью вдвойне, по за нее уже не ожидай в ответ двойной любезности".

Он старался, и успешно, проявлять самостоятельность. Когда подошли к городу Хаме и он захотел, покинув караван, там остановиться, Мухаммед стал яростно возражать. Тогда Зеетцеп с невозмутимым видом спрыгнул с мула, направился к базару, обошел его. в цирюльне побрился, в кофейне поел и попил кофе, затем осмотрел город и, присев у какой-то стены, начал приводить в порядок свои записи. И Мухаммед был вынужден безропотно следовать за пим.