Следы ведут в пески Аравии - [68]

Проблема приобретения попутчика, слуги, погонщика, проводника в течение всего путешествия оставалась для него наиболее тягостной и мучительной.

В октябре — ноябре 1803 года Зеетцен вместе с попутным караваном проходит всю Малую Азию. 23 ноября он останавливается в Алеппо. Город, описанный Нибуром, показался Зеетцену почти европейским. Дома здесь, хоть и восточного типа, с плоскими крышами, окружены садами и огородами. На широких улицах много солнца. Зеетцен отмечает, что в городе повсюду видишь белый войлок — из него шьют не только одежду, но и попоны для лошадей. И это тоже вносит своеобразие в местный колорит.

Зеетцен принят в домах европейцев, знакомится с арабскими учеными. Он с радостью сообщает в Европу, что «восточные люди такие же, как и мы, и что при надлежащей осторожности их бояться вовсе нечего. В этом я убеждаюсь ежедневно, и мое страстное желание объездить Азию и Африку не уменьшается, а еще более возрастает».

Здесь, в Алеппо, можно было основательно изучить арабский язык — для нашего путешественника и это составляло немаловажную проблему — и дождаться наконец денег, которых по-прежнему не было в достатке. Из Алеппо он тоже послал в Готу немало рукописей и предметов восточной старины. Между тем сам он не получил ни одного письма ни от фон Цаха, ни от герцога, ни от семьи. Быть может, все пропало в дороге, быть может, в Европе уже забыли о его существовании? К тому же бесследно исчезли его записи об отрезке пути от Константинополя до Бурсы. Поэтому он снимает копии с записей маршрута от Бурсы до Алеппо и отправляет домой в Евер вместе с очередным письмом.

В письме он жалуется Отто: «Никогда не думал, что в этой стране путешествие обходится столь дорого. Почти все деньги, предназначенные для путешествия, истрачены, а я еще не проделал и трети пути. Я так несчастен по сравнению со многими другими путешественниками, которые никогда не испытывали нужды в деньгах; если им не хватало своих, то они получали поддержку со стороны. А у меня нет никого и ничего! Ничего!» И просит брата прислать ему 1000 талеров. А ему, словно в насмешку, вручают письмо из Константинополя, где сообщается, что туда из Готы прибыло 1600 талеров. Зеетцен подписывает вексель, но деньги до него так и не доходят. И все же, будучи уверен, что в Германии имя его забыто, он упорно продолжает собирать минералы и растения, на последние деньги приобретает ценные рукописи и книги, консервирует в спирте рыб и змей, делает чучела отловленных животных и бесконечно много пишет — о книжном деле на Востоке, о секте ваххабитов, о существующих на Востоке астрономических приборах, об арабских, персидских и турецких описаниях путешествий… Чтобы лучше овладеть арабским языком и глубже проникнуть в духовный мир народа, с которым его столкнула жизнь, Зеетцен переводит на немецкий язык арабские сказания, песни и легенды. Поэзия заставляет его забыть о насущных заботах, о тягостном положении, в котором он оказался вдали от родины. Время тянется бесконечно медленно, а он из-за безденежья все никак не может двинуться дальше.

В феврале 1805 года Зеетцен отправил все свои работы фон Цаху, а шесть ящиков коллекций — в Готу. Что случилось в Европе, он по-прежнему не понимал.

А между тем в Европе происходили немаловажные события. Его мольбы о помощи не остались неуслышанными, его труды не пропали даром.

Карстен-Нибур вместе с другими учеными высоко оценил научные наблюдения Зеетцена и высказал пожелание, чтобы он пробыл в Сирии по крайней мере еще год. Сведения об этих землях весьма приблизительны, изучены они очень поверхностно, сам Нибур, попав в Сирию в конце своего многотрудного путешествия, был лишен возможности по-настоящему исследовать эту страну. Ежемесячная корреспонденция" фон Цаха и венский альманах "Сокровищница Востока" фон Хаммера печатали буквально каждое слово Зеетцена, включая даже его частные письма, и прославляли каждую его находку. Однако в судьбе самого Ксавера фон Цаха за это время произошли некоторые изменения. Скончался герцог Эрнст II, фон Цах занял место обер-гофмейстера овдовевшей герцогини и отбыл с ней в Йену, Эйзенберг и затем на юг Франции. Директором обсерватории на Зееберге и редактором "Ежемесячной корреспонденции" стал Бернгардт фон Линденау, относившийся к путешествию Зеетцена с еще большим трепетом и почитанием.

Первым забил тревогу фон Цах. В статье, напечатанной в "Ежемесячной корреспонденции", он сообщил научному миру, что, судя по последнему письму Зеетцена, путешествие его в опасности. Поэтому необходимо найти средства для должного его завершения. После этого часть расходов по путешествию согласилась взять на себя вдовствующая герцогиня. Новый же герцог Готы Эмиль-Август еще в бытность свою наследным принцем с интересом следил за затеей Зеетцена. Теперь же он милостиво выразил готовность оплачивать его расходы и, кроме того, пообещал посылать ему ежегодно 2000 талеров за пополнение музея Готы. Герцог поручил ему исследование берегов Мертвого моря, о котором в Европе почти ничего не было известно.

Братья выслали Зеетцену 2000 талеров вместо тысячи, которую он просил, и сопроводили деньги письмом. В письме сообщалось, что умер его дядя, оставив ему в наследство свое поместье, что это поместье продано за 17,5 тысячи талеров и что деньги эти могут идти на покрытие расходов Зеетцена.