Следы ведут в пески Аравии - [35]

Форскол присоединился к нему. Кади был по-прежнему внимателен, любезен. Прежде всего он снова написал записку для передачи доле. В ней было ясно сказано: «Не занимайся вымогательством, потому что они — друзья». Нибур и Форскол переглянулись. Значит, Крамер был прав. Затем кади написал письмо в Сапу везиру Факиху Ахмеду. Оно начиналось словами: «Если тебе скажут что-нибудь порочащее этих франков, не верь. Помоги им всем, чем можешь, они — друзья».

Покончив с письмами, кади сказал:

— Верблюдов вы получите, но места здесь неспокойные, поэтому вам опасно продолжать путь одним. Погонщики в таких делах мало помогают. Я дам вам верного человека из своих слуг. Он не оставит вас, положитесь на милость Аллаха!

Когда они передавали записку доле, привратник сообщил им, что господин заболел и принять их не может. «Наверное, он так разозлился от нашего упрямства, что действительно заболел. Или же тут шла какая-то неведомая нам борьба, которую дола проиграл и потому теперь не хочет показываться нам на глаза», — подумал Нибур. Привратник сообщил им ответ долы. Этот ответ гласил: дола якобы только сейчас получил приказ от самого имама отправить их в Сану. В доказательство своих добрых чувств к чужестранцам он не только дает им верблюдов, но и посылает с ними своего слугу, так как у того родственники в Сане и он хочет их навестить.

На прощание Нибур и Форскол решили преподнести кади в подарок часы, но его писец уверил их, что кади ничего не возьмет, дабы в его справедливости никто не смог усмотреть корысть. Тогда ученые еще раз зашли к кади и искренне поблагодарили этого благородного человека.

Как много анекдотов и смешных историй читал и слышал Нибур о глупых кади! Все эти рассказы созданы народом, а народ любит посмеяться над сильными мира сего. Вот и кади часто представлены в устной молве тупыми и корыстолюбивыми. Теперь же перед ними был живой пример истинного бескорыстия и высокой справедливости.

Несчастья продолжаются

29 июня 1763 года путешественники двинулись наконец к заветной Сане. Такого трудного перехода у них еще не было. На пути в глубь страны жилье не попадалось сутками. Запасов провианта из-за поспешного отъезда из Таиза они не сделали. Их маленький караван передвигался на этот раз на верблюдах, которые были не столь подвижны, как ослы, и в гористой местности доставляли немало хлопот.

Нибур, вымеряя расстояния, вышагивал порою один и тот же отрезок пути по нескольку раз. Он уже давно определил, что в жару шаги меньше, а после наступления прохлады — больше, находил среднюю величину и потом пересчитывал ее в немецкие мили. Дневники Нибура снова заполнялись записями: «Дорога два часа вела на северо-восток мимо кофейни Аден до селения Джафар. Господин Форскол проследовал до горы Заурек, а от нее ехал два часа на северо-восток до Джанада — места, которое много лет назад славилось мечетью Маад ибн Джебель и от которого ныне ничего не осталось, кроме названной мечети и нескольких домишек. Местность вокруг Джафара именуется Ханбаи — по названию горы, расположенной на восток от горы Сабр. От Джафара мы проследовали на север и северо-восток до Амаки. На этом пути мы не обнаружили ничего, кроме плохих кофеен… Городок Амаки находится в достаточно плодородной долине; несколько лет назад он был так разрушен, что в нем осталось лишь несколько домов. Тем не менее здесь каждую неделю бывает ярмарка. От Амаки — на северо-северо-восток до селения Каада, расположенного на возвышенности…»

Рядом с этими лаконичными записями заносились результаты астрономических измерений, топографических съемок, ежечасные наблюдения за климатическими и природными условиями. Так рождалась карта Йемена, фиксировались первые сведения о неведомых европейцам местах.

Дни сменялись ночами, ясная погода — дождливой, а путники все шли и шли, разглядывая, вымеряя, записывая, исследуя, зарисовывая.

Из-за резких перепадов температуры Нибур все время чувствовал себя простуженным, по это было еще полбеды; Форскол вдруг признался, что он очень ослабел и едва ли способен самостоятельно двигаться дальше.

— Здоровье приходит сквозь игольное ушко, а болезнь обрушивается потоком. Эту пословицу я тоже слышал у арабов, — повторял он, словно оправдываясь.

Его привязали к верблюду и ни на секунду не выпускали из поля зрения. С каждым днем ему становилось хуже. Крамер все время шел рядом с Форсколом, поддерживая его. Тот по-прежнему ни на что ни жаловался и, как всегда, старался шутить. Минутами казалось, что все прошло: Форскол подтягивался и держался с былой бодростью.

Гористая местность делала передвижение чрезвычайно медленным. Некоторые склоны были так круты, что верблюды взбирались на них с трудом; порою приходилось снимать с них поклажу. Когда же путешественники добрались до селения Менсиль, где можно было дать отдых измученному Форсколу, погонщики взбунтовались: здесь не было корма для верблюдов. Они согласились нести Форскола на руках, лишь бы двигаться дальше.

Снова неприветливая горная дорога. У Нибура от прохладных ночей началась лихорадка. К тому же они стали ощущать нехватку воды. Между Таизом и Менсилем встречалось так много источников, что они и не подумали запастись водой.