Следы ведут в пески Аравии - [23]

Как-то раз к ним пожаловал богатый араб. Он приехал на осле, и, когда спешивался, двое слуг поддерживали его с обеих сторон. Он был очень стар и немощен, но желание познакомиться с европейцами было слишком сильно.

Завязалась беседа. Старец заверил ученых, что у людей один прародитель — господь бог и он благожелательно относится ко всем религиям. Почему же люди должны быть врагами, почему они устраивают религиозные распри? Впрочем, хотя он, старец, — правоверный мусульманин, он всегда высоко чтил христианство. Поговорили о войнах, которые ведут неразумные шейхи, о торговле. Затем старик незаметно перевел разговор на музыку. Это и оказалось целью его прихода. Он напомнил, что сам пророк не гнушался наслаждаться музыкой, и высказал желание послушать звучание европейских музыкальных инструментов. Такому визитеру Нибур и Бауренфейнд отказать не смогли и исполнили несколько серьезных пьес. Нибур, гордившийся художественным богатством своего парода, стремился передать красоту самых дорогих для него музыкальных произведений. Они играли, и им казалось, что музыка способна проложить свои пути к душам людей иной земли, иной веры.

Гость слушал, вежливо покачивая седой головой, а когда они закончили, признался:

— Да, у вас в Европе музыкой зовутся другие звуки. Да простит вас Аллах! Мой слух ее никак не приемлет. Нет в ней ни чувства, ни складности. Но деньги свои вы заслужили честно.

И он протянул им по талеру. Те, естественно, отказались. Старик был потрясен. Зачем же тогда было учиться музыке, если не получать за это деньги? Отказываться от денег, заработанных честным трудом? Нет, положительно, эти чужеземцы — странные люди!

Затянувшееся пребывание в Лохейе начинало тяготить участников экспедиции. Они чувствовали, что период привыкания к повой стране и ее людям закончен и следует отправляться дальше. Они уже не так страшились будущего, ибо поверили эмиру Фархану, что на суше им ничего не грозит. Правда, Фархан бдительно следил за их благополучием. Когда Форскол один, без проводников, отправился в окрестности Лохейи, эмир послал вдогонку за ним своего телохранителя. Форскол, узнав об этом, немало веселился. Нибура же подобная опека огорчала: ему хотелось делать свое дело спокойно, самостоятельно, без лишних свидетелей и слежки, которая могла привести к доносам и прочим ненужным осложнениям. Поэтому он был рад, когда они, не дожидаясь каравана, тронулись в путь. Перед отъездом европейцы нанесли прощальный визит эмиру Фархану и сделали ему подарок — швейцарские часы.

Под аравийским солнцем

20 февраля 1763 года участники экспедиции покинули гостеприимную Лохейю. Они ехали на ослах, следуя за верблюдами с багажом, которые в сопровождении Берггрена и проводников были посланы вперед. Ослы и мулы в Йемене — самый распространенный транспорт. К ним относятся здесь с почтением, и никогда никому не придет в голову употребить слово «осел» как бранное.

Нибур решил, что осел — самое удобное на свете транспортное средство. Он быстро определил, с какой скоростью осел передвигается, и подсчитал, что если идти рядом с ним, то за полчаса можно сделать 1750 двойных шагов. Оставалось только пересчитывать шаги на мили и отмечать пройденное расстояние на карте. Правда, при этом точность измерений была весьма приблизительной. Но разве с доисторических времен надежнейшим средством для измерения не служил сам человек? Локоть, дюйм, фут, пядь, шаг — ведь это же части тела человека — его рука, палец, стопа, элементы вечные и незыблемые, несмотря на небольшие различия. Измерять пространство шагами — отныне это стало основным занятием Карстена Нибура, задавшегося целью составить карту Йемена.

Направление он определял посредством карманного компаса, с которым не расставался. К сожалению, компас был слишком мал, и поэтому точный угол рассчитать было трудно, но он всегда мог повторить какой-то отрезок пути и проверить свой расчет. Определив координаты того или иного пункта, он записывал полученные цифры. Впоследствии он соберет воедино все свои сведения и расчеты, заполнит белые пятна на картах названиями городов и селений, встречавшихся на его пути, добавит к ним названия населенных пунктов, о которых знал по другим, более или менее надежным источникам, и приложит эти карты к своим будущим книгам. Нибур понимал, что его карты не будут так точны, как карты европейских стран, но иного пути он не видел. Иногда он думал: «А не покажется ли моим будущим читателям скучным, утомительным, ненужным это перечисление множества неизвестных маленьких селений?» И тут же опровергал себя: «Мы так мало знаем Аравию; может быть, мои заметки кому-нибудь помогут лучше изучить ее». И он продолжал терпеливо наносить на свою карту названия и координаты не только городов, селений, оазисов, но и крошечных безымянных кофеен, которые попадались на пути. В этих кофейнях, по-арабски «макха», отдыхали бедуины, и хозяин обычно находился в них только днем, а на ночь возвращался к себе домой, в оазис.

Когда паши путешественники впервые попали в такую кофейню близ селения Окем, их поразила скудость обстановки. Голые степы, нет даже скамейки. Где же здесь отдыхать? И чем можно подкрепиться? Путники присели на землю у стены, и им подали в грубых глиняных чашечках «кышр» — напиток, приготовленный из кофейной шелухи. Рядом с собой они увидели знатного араба, который не пожелал пить из этих чашек и привычным жестом достал китайский фарфор. К напитку не полагалось ничего. Не получили они здесь и питьевой воды. А дорога предстояла трудная. Нибуру невольно вспомнилась атмосфера студенческих застолий: геттингенский погребок, заставленный винными бочками, потемневшие портреты в золоченых рамах, большой камин, освещающий своим беспокойным пламенем молодые лица, клубы табачного дыма, шумные споры, нескончаемые разговоры о заветном и сокровенном. Нибур тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и предложил своим спутникам продолжать путь. Они взгромоздились на ослов и отправились дальше по пустынной местности, вдоль извилистых берегов Красного моря.