Следы: Повести и новеллы - [11]
Взгляд мой задерживается на окне первого этажа. Там, в окне, — неподвижная фигура старого геолога Ишутина, отца Фрола и Игоря. Внизу под окном сидит Игорь в черных очках и что-то строгает. Вся его фигура также неподвижна, подвижна только строгающая на ощупь рука с ножиком. А я не могу забыть того дня — накануне ухода братьев на фронт. Слышу, как весело разлетаются поленья от ударов топора Фрола, слышу, как лупит пиджаком о забор Игорь… А сейчас Игорь сидит и строгает. Взгляд мой, метнувшись в сторону, застает у забора Гальку. Галька стоит, прижавшись спиной к забору, и смотрит на меня. Скоро она уедет к себе в Киев. Когда-нибудь и я непременно побываю в Киеве. Мы исходим с Галькой весь город и отыщем ее слонов. Потом взгляд мой находит пустоту там, где когда-то стояла печальная Математика. Она умерла, не дождавшись конца войны. И ты, Математика, прости нас, что мы ели твой овес!..
Зачем они все уходят? А может быть, они уходят не из жизни, а из детства?
Вокзал. Наша семья провожает Галькину. Идет снег. Я смотрю на Галькино лицо, прижавшееся к стеклу вагонного окна. Мне хочется сказать ей что-то такое, что, вероятно, тут же отделит меня от детства. Это какие-то взрослые слова. Поезд трогается. Галькино лицо медленно начинает отодвигаться от меня. И я не выдерживаю. И кричу эти слова. Мне жаль их. Жаль Гальку. Жаль себя. Ведь это укатило мое детство, От него осталось уже очень мало, какие-нибудь рожки да ножки…
…Прошло много лет. Образы моего детства, память о вас никогда мне не в тягость, напротив, родные вы — и самая счастливая ноша. Хотите, я докажу вам это? Хотите?.. Тогда дадитесь за стол да крепче держитесь! А я понесу вас! Мама, ты где? Отец!.. Тетя Лена, подвиньтесь немножечко, пусть сядет и Фаля. Садитесь! Все садитесь! Милости просим!
Сначала я становлюсь под столом на колени, пробуя спиной груз. Затем медленно выпрямляюсь во весь рост и стою ветвистый, как дерево, увешанный гроздьями дорогих мне вещей. Слышу, как над головой моей попыхивает самовар, как дребезжат на столе чашечки, вилки. И вот я делаю шаг; второй… И так постепенно со столом на спине вхожу в наш двор. Ускоряю шаги. Быстрее, быстрее!.. И вот уже бегу по зеленой лесной поляне к солнечному холму, дребезжа, как бубенцами, чашками, блюдечками, ножами. Пыхтит самовар, выпуская, как паровоз, клубы пара…
Там, на холме, вся в белом, смеется и машет мне рукой далекая и близкая, как счастье, Кисигач Нина…
Вщегря
Сатирическая повесть с русалками, заседаниями, фейерверком и другими киночудесами
Часть первая
1. Кино врасплох
— Современное кино? Жизнь врасплох? В потоке событий, так сказать… текет! Понимаю…
— Кто текет?
— Жизнь текет. Так ведь?
— Ну, так…
— Хе-хе-хе! Понимаю, что к чему. Не кретин.
— А вы, собственно, кто? Из журнала «Искусство кино» или сами по себе?
— Сами. Горе-Злосчастье мы.
— А-а!.. Из самодеятельности! — обрадовался я, хотя человек, разговаривавший со мной, был не первое, не второе и даже не третье.
На голове у него была старая, надвинутая на лоб кепочка, на голом теле — пиджак. Возле него в траве лежала гитара. Короче говоря, он имел вид хулигана, каких я часто встречал на базарах времен войны. Чем-то он был похож на жившего в соседнем с нами доме хулигана. Но как он умудрился попасть сюда? По каким каналам?
— Сидим вот, ждем солнца, — пояснил я. — Какая уж тут жизнь врасплох?
Мой собеседник взял в руки гитару и начал негромко настраивать ее. Я огляделся по сторонам: не наблюдает ли кто за нами. Но каждый был занят своим делом.
— Вот народ, — пожаловался я, — стоило солнцу скрыться за тучку, как все общество рассосалось. Лодыри! Им ведь наплевать, что мне надо спешить. Осталось меньше полугода. Всем, знаете ли, начихать, что ты не успел, что сроки были малы, что камера давала брак… Впрочем, что это я?.. Вы ведь не в курсе.
А вы их на пленку! Скрытой камерой. И в Москву.
— Нет, нет, на это я не пойду. Подло. Кинодонос получится.
начал негромко субъект.
— Тс-с! Что вы! Ради бога, не продолжайте!
Тогда он запел другое:
— Что это, устное творчество трудового народа? — спросил я с дурацкой ухмылкой.
Он не ответил.
«Странный товарищ, — подумал я в который раз. — Как бы это избавиться от него?»
— Знаете, кажется, мне пора, — сказал я, вставая. — И потом, вас могут заметить, вы ведь, некоторым образом… мираж, фикция…
Не вступая более со мной в разговор, он поднялся и, повернувшись ко мне штопаным задом, направился в сторону леса.
долетело до моего слуха.
Я проснулся. Недалеко от меня сидела компания ребят из операторской группы. Механик Боря бренчал на гитаре. Я посмотрел на небо. Солнце по-прежнему пряталось за тучи. Группа «загорала».
Подошел Вадим, оператор.
— Послушай, Вадим, эти орлы тебе роют яму?
Я показал в сторону двух энтузиастов, копавших яму. Вадим отрицательно мотнул головой.
— Кому же тогда?
Червей добывают. Червь глубоко в землю ушел.
