Следы на воде - [54]

За селом газик помчался по вечернему шоссе, то опускавшемуся в долину, то выбегавшему на невысокие холмы. Широкие скошенные поля уже не золотились, а отсвечивали мягким светом, наплывавшим от доступного всем ветрам необозримого лимана.

А вот и назначенное место. Свернув с шоссе и резко сбавив скорость, Дмитрий Иванович через несколько минут оказался в долинке. Майор Келеберда уже поджидал его, не выходя из коричневых «Жигулей» с открытыми дверцами.

…Разговаривая, подошли к воде. Стали прохаживаться у еле заметного прибоя, шелест волн им не мешал. То опускаясь над водой, то вдруг взмывая у самого берега, — казалось, над самыми головами Коваля и его спутника, — жалобно вскрикивали две чайки.

— Особых новостей пока нет, Дмитрий Иванович. Дело подвигается медленно. И чем дальше, тем больше загадок… — Келеберда не спешил выкладывать свои соображения, а ожидал новостей от Коваля. Ведь не для прогулки над лиманом он его позвал.

Но и Дмитрий Иванович при желании умел молчать. Он понимал, что розыск далеко не продвинулся, и не стал настаивать на подробностях. Келеберда, подождав, все же пожаловался:

— Рассыпается под руками. Вроде имеешь твердые доказательства, кажется — кремень, а возьмешься покрепче — гниль, туфта, пыль. Как с этими отпечатками на ружье. Теперь известно, что пять человек держали его в руках — четыре мужика и одна женщина. Как установлено — сторожиха рыбинспекции Ангелина Гресь. Теперь пойдем дальше: из четырех мужчин трое известны: братья Комышаны и инспектор Козак-Сирый. Четвертый — пока большой икс… Его следы настолько размыты, что даже наш лейтенант Головань не смог их идентифицировать. На допросах Андрей Комышан засвидетельствовал, что своего ружья никому в руки не давал. Тогда кто? Если не брать во внимание вашего Лапорелу… — Келеберда сделал паузу, остановился и начал зачем-то выгребать носком туфли из серой мокрой гальки какой-то камешек, который, высыхая, тут же терял свой блеск. — А может, он и есть тот, кого мы ищем?..

— Жалею, что я до сих пор не встретился с этим Лапорелой, — заметил Дмитрий Иванович, не напоминая майору прямо, что тот обещал отвезти его в Голопристанский район. Мелькнула мысль, что не нужно было полагаться на Келеберду, взял бы машину у директора Самченко, хотя до бахчи не пять — десять километров, а кругом через Херсон — вся сотня. Можно было бы попросить и Комышана, чтобы подбросил моторкой через лиман. Тем более что сейчас он не занят работой…

Майор не дал Ковалю обдумать эту идею до конца.

— Ваш Лапорела, по паспорту Лукьяненко, — сказал он, — неожиданно выехал в Харьков с последними арбузами. В Беляевке, по его заявлению, никогда не жил. На всякий случай мы поручили проверить это…

— Итак, четвертый, — задумчиво произнес Коваль. — Если сторожиха отпадает… А как с теми тремя, которых подозреваете?

— Еще один отпадает. У инспектора Андрея Комышана есть алиби.

— Установлено?

— Да. Сперва были показания брата Юрася, который уверял, что Андрей в ночь на восемнадцатое ездил в Херсон. Мол, сам видел, как тот пошел на автобусную остановку. Вот и отважился взять без разрешения его ружье и лодку… Потом инспектор Козак-Сирый подтвердил, что Андрей Комышан в ту ночь на дежурство не выезжал, хотя и расписался в журнале. Правда, сторожиха Гресь отказалась говорить что-то определенное, бурчала, что не караулит инспекторов и не знает, кто когда выезжает и как отмечается. Журнал лежит в сейфе, инспектора берут и расписываются как хотят.

— Ну, а сам Андрей Степанович?

— Во время первого допроса, как вы знаете, заявил, что ездил в Херсон и запись в журнале ошибочная. Когда установили, что в Херсоне Комышан не появлялся, то ничем этот факт объяснить не мог. Позавчера все выяснилось…

Келеберда, казалось, интриговал Коваля. Они постояли и повернули назад. Уже стемнело, и только край воды легкой пеной очерчивал на гальке извилистую белую линию. На небе вырисовался рожок молодой луны. Он был еще слабенький и не мог проложить заметной дорожки через лиман. Машины, оставленные в ложбине, окутала темнота.

— Позавчера в управление заглянула жена Андрея Комышана, — направляясь к машинам, заговорил Келеберда. — Шерше ля фам! Так вроде по-французски? Оказывается, Андрей Комышан спал в ту ночь у своей возлюбленной, какой-то Лизаветы, которая отдыхает сейчас в Лиманском.

— Так, так! — удивленно протянул Коваль. — У Лизы? — Он уже знал, что ее в Лиманское пригласил Андрей Комышан. В воображении встала картина: промокший, забрызганный грязью Юрась и девушка с поврежденной ногой в коридоре гостиницы. Потом они не раз сидели на бревнах под его балконом. И Дмитрию Ивановичу стало жалко влюбленного парня.

— Вы ее знаете? — спросил Келеберда.

— Она жила в гостинице, пока не подвернула ногу. Теперь снимает комнату у Даниловны.

— Так вот, приехала жена Комышана и все рассказала. Сильная женщина, волевая… И красивая. Можно только посочувствовать ей…

— А с Лизой разговаривали? — спросил Коваль.

— Подтвердила… Теперь остаются только двое: Юрась Комышан и Козак-Сирый, инспектор. Подозревать Козака-Сирого у нас оснований нет. Юрась показал, что инспектор как положил ружье брата на дно лодки, так больше и не брал в руки, пока не вернулись на пост в Лиманское. Там он поставил ружье в угол, а сам снова поехал на дежурство.