Следы на воде - [4]

Даниловна положила трубку и заторопилась вниз. На ходу легонько постучала в дверь Коваля.

— Дмитрий Иванович, завтракать! Я вам яичницу приготовлю. Или, может, картошки поджарить?

— Все равно, — ответил из комнаты Коваль.

— Я сюда принесу.

Позавтракав, Коваль взял книгу академика Дубинина о генетике, вынес на балкон мягкое кресло и умостился в нем. Солнце еще не поднялось высоко и на балкон не заглядывало, пронизывая белые с голубизной тучки. Горизонт скрадывал таинственную даль, фелюги в лимане казались ненастоящими, а люди на берегу словно бы жили в игрушечном, выдуманном мире, и все вокруг было прекрасным до нереальности.

Вскоре внимание Дмитрия Ивановича привлекли чьи-то голоса. Из-за угла дома, опираясь на плечо Юрася и налегая на костыль, вышла Лиза. Парень подвел ее к бревнам, лежавшим на краю обрыва, осторожно усадил и подал книгу, потом принес деревянный ящик из-под овощей. Подставил его под больную Лизину ногу, издали похожую на куклу.

Гостиница стояла неподалеку от обрыва, длинные, толстые бревна лежали как раз напротив балкона, где, не замеченный молодыми людьми, сидел Коваль.

Он проследил, как осторожно устраивает Юрась на ящике Лизину ногу, и невольно прислушался к беседе.

Парень спросил:

— Что-нибудь еще нужно?

— Нет, спасибо, — ответила Лиза. — Вы и так со мной слишком возитесь, такое благородство проявили. Надеюсь когда-нибудь отблагодарить.

Разговор, казалось, был закончен, но Юрась не уходил.

— И надо же было этому случиться именно сейчас! — не выдержала, пожаловалась Лиза.

Юрась вопросительно уставился на нее.

— Называется отметила день рождения!

— Вчера?

— Нет, послезавтра, да все равно, — грустно проговорила Лиза. — Хотя танцевать не собиралась. Но теперь и купаться не смогу.

В Лизином голосе слышалось нескрываемое огорчение. Та женская печаль, которая вызывает у мужчины вечное, как мир, желание броситься на помощь.

Юрась сочувственно смотрел на эту удивительную женщину. Он еще никогда не встречал таких, как у нее, глаз — больших, с желтизной. В их глубине светилась нежность и одновременно прятался страх, как у провинившегося котенка. Глаза и пугали, и взывали, и манили. Им в этой игре помогали капризные губы.

Но вот Лизин взгляд посуровел, и без всякого перехода тоном экзаменатора она спросила:

— Ваша фамилия Комышан?

— Да, — немного растерянно подтвердил Юрась. — А вы откуда знаете?

— Я знахарка! — Она опустила на миг глаза. — Андрей Степанович ваш брат?

Юрась еще больше удивился.

— Об этом нетрудно догадаться, — улыбнулась Лиза. — Вы очень похожи. Такие же черные брови, горбинка на носу, но вы красивее… Вас тут по-уличному черкесами называют. За черные брови и черные усы? Как в песне…

— Не знаю.

— А за что?

— Может, за характер, — пожал плечами Юрась.

— У брата вашего характер — ого! — согласилась Лиза.

— Вы моего брата так хорошо знаете?

Лиза уклонилась от ответа, пробормотала что-то невнятное.

— Вы из рыбинспекции? — спросил Юрась.

— Нет. С фабрики, из Херсона.

— У вас с Андреем дела какие-то?

— Для вас неинтересные, — засмеялась Лиза. Она шевельнула ногой и сразу же скривилась от боли. — Может, я люблю икрой полакомиться… Вы у Андрея Степановича спросите…

Юрась, словно завороженный, не сводил глаз с Лизиного лица — оно то кривилось от боли, то озарялось светлой улыбкой, от которой в сердце разливалось приятное щемящее чувство. «Как она хороша!» — думал Юрась. Лиза теперь казалась ему старой знакомой. Где же он видел ее? И не мог вспомнить. Может, во сне? Под конец службы ему часто снились девчата, знакомые и незнакомые. Раньше он был безразличен к девушкам, поэтому в армии ни от кого не получал заветных писем. Возвратившись в Лиманское, тоже не бегал в клуб на танцы. Теперь же его, едва ли не впервые в жизни, что-то сковывало в разговоре с женщиной, лишало речи.

Лиза не могла надеть спортивные брюки, поэтому набросила поверх купальника коротенький халатик, оставлявший на виду не только в гипсе толстую, словно кукла, травмированную ногу, но и другую — стройную, соблазнительную, немного загоревшую ножку. Да и вся она в этом легком халатике была чрезвычайно женственная, какая-то очень милая.

Она никак не могла пристроиться на бревнах, крутилась и кривилась, и Юрась то и дело поправлял ящик, на котором лежала больная нога.

— Знаете что… — вдруг нахмурилась Лиза, и глаза ее сразу стали как желтки. — Оставьте меня… Теперь я сама управлюсь со своей бедой.

Юрасю показалось, что при этих словах на продолговатое Лизино лицо упала тень, потом эта тень и ему заслонила мир: потемнела трава, почернел за Лизиной спиной голубой залив.

— А если бы я захотел вас видеть? Часто. Каждый день.

В этом вопросе было и утверждение, и надежда.

Лиза внимательно посмотрела на Юрася.

— Ты это серьезно? — Она внезапно перешла на «ты», словно перед ней был мальчишка.

Юрась кивнул. Он побледнел.

— Зачем это тебе, Юрась? — ласково произнесла она. — Ты еще юноша и у тебя все в будущем.

— А что, разве нельзя дружить? И в будущем?

— Как дружить? — усмехнулась Лиза. — Не замужем я, а в женихи ты не годишься мне.

Обиженному Юрасю так и хотелось спросить: «Почему?» Он сдержался, но Лиза все поняла.