Следы на воде - [3]

Отдав всего себя борьбе за справедливость, он чувствовал, что его обидели. В конце концов сделал вывод, что несправедливость проявлена не столько к нему, полковнику Ковалю, как к тому делу, которому еще мог служить.

Было такое чувство, будто оставляет кого-то осиротевшим после своей отставки. Не преступников, конечно. И не своих друзей, коллег и подчиненных. Может, тех неизвестных ему людей, кому придется столкнуться с несправедливостью и которым он не сможет помочь? Но думать так было бы зазнайством, да и не думал он так, убежденный, что является только одним из многочисленных воинов правопорядка.

Дома Коваль постеснялся рассказать об отставке сразу — в тот торжественно-горький день подарки оставил в своем, теперь уже бывшем, кабинете в министерстве. Ружена узнала об этом только через месяц…

Из переулка появился парень, которого Коваль видел ночью в гостинице возле молодой женщины.

Сейчас он был в военной форме, правда без погон, с многочисленными значками на выстиранной, добела сношенной гимнастерке. Не замечая Коваля, юноша настороженно оглянулся и повернул к гостинице.

Дмитрий Иванович еще раз посмотрел на чудесную панораму залива и, вздохнув, возвратился к себе в комнату. Хотя сегодня, после грозы, следовало ожидать хорошего клева, он никуда не собирался.

Коваль случайно оказался в этом селе. Раньше, когда у него было по горло работы и он падал с ног от усталости, кресло перед телевизором казалось ему самым привлекательным местом на земле. Но теперь появилось слишком много свободного времени, и он возненавидел это кресло. Стараясь избавиться от него, он вспомнил о своем хорошем знакомом и бывшем подчиненном майоре Келеберде из Херсонского управления внутренних дел. Келеберда договорился с директором совхоза из Лиманского, и вот он в уютной, на несколько комнат, сельской гостинице с единственной хозяйкой Даниловной, которая была здесь и за директора, и за уборщицу, и за повариху.

В плавни Дмитрий Иванович еще не ездил. Келеберда обещал в воскресенье вместе с ним выбраться на рыбалку. Ожидая его, Коваль несколько дней предавался самому банальному отдыху: спал сколько хотел, вытравливал из головы всякие уголовные дела, оконченные и неоконченные, которые все еще волновали и которыми теперь занимались его бывшие коллеги; правда, дважды съездил с местным рыбаком, дедом Махтеем, на бычков.

И ему стало нудно в этой благословенной голубой тишине, за которой кипела жизнь, где обходились без него, словно его уже и на свете не было. Больше всего мучило, что осталось незаконченное дело. Хотя он уже нащупал следы убийцы, но, как вначале бывает, доводы не были подкреплены вескими доказательствами, и подполковник Бублейников, которому передали дело, отказался от его версии.

Вчера вечером, истомившись в одиночестве, Коваль выключил телевизор и свалился навзничь на диван; пошли мысли о том, как же это его занесло сюда, в устье Днепра, в плавни, так далеко от дома. И не находил ответа. Решение поехать порыбачить пришло неожиданно. Будто его толкнули и сказали: «Поезжай!» Ружена собиралась в командировку в Карпаты, а он сложил чемоданчик, собрал удочки и, даже не позвонив Наталке, которая теперь жила отдельно, отправился на вокзал.

Сейчас удивлялся своему поступку. Но теперь ничего другого не оставалось, кроме как ожидать Келеберду, чтобы поехать в плавни, а пока — ловить бычков.

Впрочем, сегодня он, наверное, и на бычков не пойдет.

Дмитрий Иванович с грустью посмотрел на указательный палец левой руки. Надо же! Красный, набрякший — казалось, болела вся рука, — он не давал покоя. На второй день по приезде Коваль, наловив с полдесятка приличных бычков, вытащил небольшую рыбку, которой не остерегся, несмотря на предупреждающий окрик деда — игла плавника вонзилась в палец. Палец словно огнем ожгло, Коваль едва не закричал. Потом боль немного утихла; склонившись через борт, он держал руку в воде, а дед принялся грести к берегу. После всевозможных примочек, которые делала Даниловна, боль унялась, но палец все равно оставался опухшим и давал знать, когда приходилось двигать рукой…

Где-то близко зафырчала машина. Коваль вышел в коридор и спустился на первый этаж. К гостинице подъехал грузовик, в кабине Дмитрий Иванович увидел вчерашнюю женщину с первого этажа.

Парень в старенькой гимнастерке открыл дверцы и стал помогать женщине выбираться из кабины. Она обхватила его шею, и он осторожно взял ее на руки и поставил на землю. Подал костыль, и женщина, опираясь на него и плечо парня, поковыляла к гостинице.

— Ничего страшного, — успокаивающе говорила Лиза. — Маленькая трещинка, и связки еще… Обулась в гипсовый ботиночек. Говорят, недели две — и все будет хорошо. Напрасно я паниковала…

Парень почему-то заинтересовал Коваля, но почему, он еще не знал.

Взяв на кухне чайник с кипятком, Дмитрий Иванович пошел к себе. Через открытую дверь услышал, как зазвонил телефон в коридоре и Даниловна сказала кому-то:

— Да, Андрей Степанович… Ничего страшного, велен покой… Не волнуйтесь… Зайдете? Понимаю, понимаю… Ах, ко мне в хату? Можно. Сейчас там никого нет. Дачники вчера выехали, как раз перед грозой. И Лиля моя уехала на занятия. Конечно, на ровном месте ей будет лучше. Никаких ступенек, рядом вода… Генерал — тот только у меня и останавливается… Завтра и заберу ее, Андрей Степанович… Хотите поговорить с ней сейчас? Внизу есть аппарат, параллельный… На кухне… Только он не очень исправный… Хорошо, попробую, если сможет подойти…