Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни - [117]
Я сказал ему, что меня удивляют его слова. Его минималистический образ жизни наталкивал на мысль, что он рекомендует и другим оставлять на планете меньше следов.
– Я с радостью об этом поговорю, но навязывать тебе свой образ жизни я не стану, – ответил он. – Вот что происходит… Все это мне навязывают. Мне это претит. Мне все это противно. Если я хочу купить самолет и заправить его тысячью галлонов топлива по пятьдесят долларов за галлон, и если у меня есть деньги на это, отцепитесь от меня!
Последовала долгая – и порой ожесточенная – дискуссия о роли государства. Однако, пока мы обсуждали это, я понял, что наши разногласия носят не столько политический, сколько эпистемологический характер: у нас не просто не сходились взгляды на решение проблемы – мы вообще не могли прийти к единому мнению о ее существовании. Эберхарт считал, что энвайронмен-тализм «политизирован и исковеркан» людьми, перед которыми стоит двойная цель: усилить контроль государства над гражданами и поставить человека выше Бога. Он утверждал, что в этом виноват и дарвинизм. Он обвел рукой открытый простор.
– Если встать и посмотреть на поля, ты увидишь в них порядок. Можно сказать, что это просто хаос, и все же это не так. Порядок есть. И установил его не Дарвин.
Я огляделся. По обе стороны дороги росла высокая болотная трава, которая пробивалась сквозь забор из колючей проволоки и наклоняла столбики. В траве жило множество насекомых, рептилий и птиц. Смотря на эти поля, Эберхарт видел божественное творение, преисполненное смысла, прекрасно продуманное и окруженное любовью. При этом я, смотря на то же поле, видел чудо эволюции – бесконечно сложное скопление частиц, клеток, тел и систем, которые соперничали и сотрудничали, рождались и умирали, способствуя сохранению собственного рода, но постоянно пребывая в движении. Я попытался взглянуть на поле его глазами, а затем снова посмотрел на него своими. Оба образа были по-своему прекрасны – и даже восхитительны.
– Я верю в Творца, верю в жизнь после смерти, верю в Святой Дух. Я верю во все это так глубоко, как вообще возможно, – сказал он. – Обрати внимание, я не утверждаю, что ты не прав. Ты можешь верить во что хочешь, но у меня есть право верить в то, что я хочу. Чего ожидать от старика, который вырос в религиозном обществе, где все знали, что такое хорошо и что такое плохо?
К этому времени жара заключила нас в душные объятия. Мухи запутывались у Эберхарта в бороде. Стало слишком жарко, чтобы спорить, а нам предстояли долгие мили пути, поэтому воцарилось неловкое молчание. Мы оба обрадовались, когда добрались до следующей остановки в ресторанчике на стоянке грузовиков и уселись на прохладные пластиковые стулья. Семья из четырех человек отдала нам остатки луковых колец, картошки фри и половину бургера. Через пять миль мы остановились в следующем кондиционированном оазисе. За соседним столиком сидела мать с двумя неугомонными сыновьями. Мальчишки молча уставились на Эберхарта, когда он прошел мимо, но быстро забыли о нем и продолжили мучить друг друга.
Уставшая мать, которая помогала в магазине, сказала нам, что по этим краям с 2005 года прошло два урагана и магазин оба раза затапливало. Страховку от наводнения больше не оформляли, поэтому каждый раз при приближении урагана они складывали все товары в грузовик и пытались обогнать стихию.
– Но потом вы все равно возвращаетесь? – с любопытством спросил Эберхарт. – Невероятно.
Женщина объяснила, что ураганы не предсказать.
– Они приходят бессистемно.
Прошлый ураган оставил ее велосипед на лужайке – ровно там, где он и лежал, – но старую стиральную машину забросил в болото за домом. Сидя там, я представлял, как живется людям в таких нестабильных и сложных условиях. Интересно, я бы в таком случае поверил в мстительного и капризного Бога или убедился бы, что Бога нет?
Однажды я читал исследование, в котором говорилось, что именно в этом округе Луизианы – который, по прогнозам ученых, сильно пострадает от подъема уровня моря и учащающихся штормов, – более половины жителей не соглашалось с мнением научного сообщества о том, что человеческая деятельность меняет климат. Эберхарт тоже был настроен скептически. («Здесь нужна слепая вера», – отметил он.) И правда, пока я сидел там, где регулярно бушевали ураганы, мне слабо верилось, что мы, крошечные человечки, можем радикально изменить планету, которая вечно швыряет нас из стороны в сторону, как муравьев. Словно мы обидели одного из богов.
Мы все дети ландшафтов. Сначала мы узнаем о мире там, где растем, и этот мир оказывает влияние на наш язык, наши убеждения и ожидания. Я вырос на берегу озера Мичиган, среди глубоких оврагов и стриженых лужаек, где человеческий гений изменил русло реки Чикаго и превратил прерии в кукурузные и бетонные поля. Эберхарт вырос на северо-востоке Озарка, в суровом краю, где странствовал Мериуэзер Льюис и орудовал Джесси Джеймс. Там некогда добывали свинцовую руду, которую возили на быках, пока она не иссякла и людям не пришлось возделывать кислую почву, чтобы хоть как-то прожить. Эта женщина с детьми жила в месте, где летом или осенью нагрянувшая без предупреждения туча могла перечеркнуть их жизни.
