Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни - [116]

Многие умные и сознательные люди полагают, что человечеству стоит вернуться к более естественному образу жизни, от которого мы отказались на каком-то этапе в прошлом. Но Кронон отмечает, что приравнивать природное к хорошему ошибочно, ведь понятие природы иллюзорно, а подобное сравнение контрпродуктивно. «Говоря о „природном подходе“, мы подразумеваем, что другого подхода быть не может», – отметил он. Называя нечто естественным – а потому «натуральным, основополагающим, независимым, не подлежащим обсуждению», – мы мешаем осмысленному разговору о том, каким должен быть мир.

На восточной границе Порт-Артура мы перешли через мост, перекинутый через реку на зеленый остров. На дальнем конце моста стоял знак «Добро пожаловать на Остров Удовольствий». Там были лодки, рыбацкие пирсы, поле для гольфа, деревянный замок и кемпинг для автодомов. Мы дошли до рыбацкого магазина и остановились на завтрак. Эберхарт протянул удивленной продавщице визитку. С ее позволения мы растянули во дворе свои мокрые тенты. Пока они сохли, мы сидели в тени за столом для пикника. Эберхарт съел булку с сыром и выпил кофе. Он казался очень довольным.

– Знаешь что, Роб? – вдруг сказал он. – Когда для счастья многого не нужно, становишься гораздо счастливее.

Он немного подумал.

– Знаешь, когда видишь ребенка, его лицо так и светится невинностью? Она пропадает, когда мы вырастаем, и возвращается к нам лишь в старости и дряхлости. Но порой все же замечаешь эту невинность в людях. Им даже не приходится говорить – все написано у них на лицах. У них есть внутренняя радость, внутренний покой. Надеюсь, ты видишь проблески этого у меня на лице.

Он сидел без очков и серьезно смотрел мне в глаза.

– Взгляни на меня – видишь ее или нет?

Я внимательно посмотрел на него, несколько смущенный прямотой вопроса. Он и правда светился – у него были румяные щеки и ясные и честные глаза. Но мне показалось, что я заметил и кое-что еще – легкий налет давнего гнева, который ему приходилось подавлять. Казалось, его умиротворенность только зарождалась и была такой хрупкой, что мне было страшно проверять ее на прочность.

Решив уйти от ответа, я задал новый вопрос: постоянна эта умиротворенность или ее приходится непрестанно поддерживать?

– Работать приходится каждый день, – сказал он. – Это ежедневное странствие, которое подразумевает постоянное обновление. Отпустив себя, я сегодня был бы жалок. Покой, которым я наслаждался последние несколько лет, непостоянен. Он может исчезнуть в любую секунду.

Мы свернули тенты, задубевшие на солнце. Когда мы пошли дальше, рюкзаки стали казаться легче. Дорога привела нас в болото. Ветер незаметно обдумал мокрую траву. Эберхарт остановился и наклонил голову, чтобы прочесть молитву, которую написал сам. Он читал ее нараспев, как старый поэт-ковбой, и его голос звучал туманной искренностью.

Господь, направь меня тропою придорожной,

Скажи, что я должен пройти,

Взвали на меня груз большой и тяжелый,

Я все постараюсь снести.

Ты дай мне терпенья, и дай Ты мне сил,

Затем отпусти – я пойду.

Как ослик с поклажей печально ходил,

Как бык вспахивал борозду.

И там, на дороге, я встречусь с Тобой,

Найду я Твой свет и Твою красоту.

Веди меня дальше тропою простой,

Веди по дороге к добру.

А если в итоге Тебя подведу,

Дай всем знать: пытаться был рад,

Коль отрину Тебя на свою я беду,

Стану снова ничтожен и слаб.

Благословен день Твоего суда,

Благословенна милость мне дана,

Благословен мой путь, тебе хвала,

Благословенна придорожная тропа.

Он сказал, что молитва пришла к нему в один день, когда он пересекал континент от мыса Хаттерас в Северной Каролине к полуострову Пойнт-Лома в Калифорнии. Он записал молитву на диктофон, который носил с собой, и расшифровал запись, добравшись до дома. Он не без гордости отметил, что останавливался, только чтобы посмотреть незнакомые слова в словаре.

Когда мы дошли до границы с Луизианой, стало жарко. Рубашка Эберхарта стала просвечивать розовым. В одном из магазинов по пути я наполнил свою бутылку водой из-под крана. На улице, открыв ее, чтобы сделать глоток, я поморщился: вода пахла керосином. Эберхарт сказал, что в этих краях такое случается.

– В прошлых двух-трех местах мне сказали: «Слушай, ты это пить не станешь», – объяснил он. – Одна женщина даже предложила: «Просто подойди к холодильнику и возьми бутылку воды». Вода здесь мерзкая на вкус.

Хотя Эберхарт практически жил на улице, его, похоже, не слишком печалило загрязнение окружающей среды. Конечно, он его не поддерживал, но скептически относился к попыткам ужесточить законы об охране природы. Он считал личную свободу неприкосновенной, поэтому все, что могло ее ограничить, казалось ему опасным.

– Бог поселил нас на земле, чтобы она давала нам средства к существованию, – пояснил он. – Нефть – природный ресурс. Так что да, в конце концов мы ее израсходуем. Но будем надеяться, что, прежде чем это случится, им удастся расщепить молекулу водорода, а потом, черт возьми, мы снова отправимся на Луну! Но что нам делать до тех пор? Неужели мы должны достать плуг, впрячь в него лошадь, построить деревянный дом, отапливать его дровами и сражаться с индейцами? Что нам делать? Господь ведь